Богач, бедняк

– Я загляну на следующей неделе и выставлю тебя на обед, – сказал капитан. У него был низкий голос, почти баритон, что никак не вязалось с его хрупкостью и невысоким ростом. Держался он очень прямо, словно до сих пор оставался курсантом. Но внешность его меньше всего напоминала о военных. Каштановые волосы, слишком длинные и взлохмаченные, причесаны не по уставу, высокий выпуклый лоб придавал капитану отдаленное сходство с Бетховеном, глаза были голубые, как веджвудский фарфор.

– Ты ведь все еще на содержании у Дядюшки Сэма, – сказал Николс капитану. – А значит, живешь на мои налоги. Так что это я стребую с тебя обед.

По его манере говорить можно было сделать вывод, что дорого это не обойдется. Театр был для него трагедией елизаветинских времен, еженощно разыгрывавшейся в его кишечном тракте. Убийства устраивали затор в двенадцатиперстной кишке. Возникали язвы. В понедельник он всегда клялся и божился больше не пить. Помочь тут мог бы психиатр или новая жена.

– Мистер Николс… – шагнул вперед молодой человек, только что болтавший с Мэри-Джейн.

– На следующей неделе, Берни, – отмахнулся Николс и снова без всякого выражения обвел глазами приемную. – Мисс Сондерс, – обратился он к секретарше, – зайдите ко мне на минутку. – Ленивый, слабый взмах руки, и Николс скрылся за дверью своего кабинета.

Секретарша произвела последний смертельный залп на своей машинке, обстреляв Гильдию драматургов, затем поднялась и с блокнотом в руке проследовала за шефом. Дверь за ней закрылась.

– Леди и джентльмены, – торжественно объявил капитан, – все мы занимаемся не тем делом. Я предлагаю открыть комиссионный магазин армейского имущества. Спрос на бывшие в употреблении базуки огромный! – И, взглянув на возвышавшуюся над ним как башня Мэри-Джейн, добавил: – Привет, малютка.

– Рада видеть тебя живым после той вечеринки, Вилли, – сказала Мэри-Джейн, целуя его в щеку, для чего ей пришлось нагнуться.

– Признаться, все слегка перебрали, – согласился капитан. – Мы смывали с наших душ мрачные воспоминания о боевых днях.

– Вернее, заливали их, – заметила Мэри-Джейн.

– Не жури нас за наши маленькие радости. Не забывай, вы рекламировали пояса для чулок, а мы в это время под зенитным огнем летали в зловещем небе над Берлином.

– Ты что, действительно летал над Берлином? – удивилась Мэри-Джейн.

– Конечно, нет. – Он улыбнулся Гретхен, развенчивая миф о своем героизме, и снова поглядел на Мэри-Джейн: – Я терпеливо жду, малютка.

– Ах да, – сказала она. – Познакомьтесь: Гретхен Джордах – Вилли Эббот.

– Я просто счастлив, что судьба завела меня сегодня в приемную Николса, – сказал Эббот.

– Здравствуйте. – Гретхен привстала со стула. Все-таки он капитан.

– Вы, наверное, актриса.

– Пытаюсь ею стать.

– Ужасная профессия, – заметил Эббот. – Играть Шекспира за кусок хлеба!

– Не выдрючивайся, Вилли, – сказала Мэри-Джейн.

– Из вас получится великолепная жена и отличная мать, мисс Джордах. Попомните мои слова. Но почему я раньше нигде вас не встречал?

– Она в Нью-Йорке недавно, – ответила за нее Мэри-Джейн. Это прозвучало предупреждением: не напирай. Ревность?

– О эти девушки, недавно приехавшие в Нью-Йорк! – воскликнул Эббот. – Можно я посижу у вас на коленях?

– Вилли! – возмутилась Мэри-Джейн.

Гретхен рассмеялась, а за ней и Эббот. У него были очень белые ровные мелкие зубы.

– Я в детстве мало видел материнской ласки.

Из кабинета вышла секретарша Николса и объявила:

– Мисс Джордах, мистер Николс просит вас зайти.

Гретхен встала, удивляясь, что мисс Сондерс запомнила ее фамилию. Она ведь всего в третий раз пришла в контору Николса. И с самим Николсом вообще никогда не разговаривала. Волнуясь, она огладила платье, а мисс Сондерс открыла для нее качающуюся дверцу в заграждении.

– Просите тысячу в неделю и десять процентов с прибыли, – сказал ей Эббот.

Гретхен прошла к двери в кабинет Николса.

– Остальные могут расходиться, – сказала мисс Сондерс. – У мистера Николса через пятнадцать минут встреча за обедом.

– Сука, – сказала характерная актриса в меховой накидке.

– Я всего лишь выполняю свою работу, – сказала мисс Сондерс.

Разные чувства бурлили в Гретхен. Удовлетворение и страх – ведь ей предстоит проба на новую работу. Чувство вины перед остальными: ее выбрали, а их отослали. Чувство потери, так как Мэри-Джейн теперь уйдет с Вилли Эбботом. Самолеты в небе Берлина…

– Увидимся позже, – сказала Мэри-Джейн.

Она не сказала где. А Эббот вообще ничего не сказал.

Гретхен еще раз нервно разгладила складки на платье.

Кабинет Николса был ненамного больше приемной. Голые стены, письменный стол завален рукописями пьес в папках из дерматина, возле стола – деревянные кресла. Окна покрыты пылью. И вообще вся комната производила унылое впечатление: казалось, у ее владельца дела идут из рук вон плохо и первого числа каждого месяца он с трудом наскребает денег, чтобы заплатить за аренду помещения.

Когда Гретхен вошла, Николс встал.

– Рад, что вы дождались, мисс Джордах.