Богач, бедняк. Нищий, вор.

Он вернулся в обшарпанную гостиницу. Куэйлс жил в фешенебельном отеле «Сэндз», где останавливались все кинозвезды. Его жена целый день загорала у бассейна, но неизменно улучала полчасика, чтобы тайком заскочить к Томасу. У нее страстная натура, объясняла она Томасу, а Куэйлс спит отдельно, потому что он серьезный боксер и ему предстоит важный матч. Томас больше не был серьезным боксером, и ему не предстояли важные матчи, так что он мог позволить себе все.

В гостинице его ждало письмо от Терезы, но он даже не стал его распечатывать. Он и так знал содержание — очередное требование выслать деньги. Тереза теперь работала и зарабатывала больше, чем он, но это ее не останавливало. Она устроилась в какой-то ночной клуб — продавала там сигареты, виляя задом и демонстрируя ноги, оголенные до еще допустимого законом предела, и получала щедрые чаевые. Она заявила, что ей обрыдло сидеть с ребенком дома, когда муж все время в разъездах, и она желает сделать собственную карьеру. В ее представлении торговля сигаретами в ночном клубе была чем-то вроде шоу. Сына она сплавила своей сестре в Бронкс и, даже когда Томас бывал в Нью-Йорке, возвращалась домой в пять-шесть утра с сумочкой, набитой двадцатидолларовыми бумажками. Бог знает как она их зарабатывала. Но Томаса это уже не волновало.

Он поднялся к себе, в номер и лег на кровать. Ему нужно было придумать, как на десять долларов дотянуть до следующей пятницы. Кожа на скулах саднила от недавних ударов Куэйлса. Кондиционер в комнате почти не работал, и от жары Томас обливался потом.

Он закрыл глаза и заснул тяжелым, нездоровым сном. Ему снилась Франция. Там прошло лучшее в его жизни время, и ему часто снилась та короткая пора на берегу Средиземного моря, хотя все это было почти пять лет назад и яркость воспоминаний стерлась.

Он проснулся, все еще продолжая видеть свой сон, и, когда море и белые здания скрылись, перестали маячить перед его мысленным взором, тяжело вздохнул, поглядев на окружавшие его потрескавшиеся стены захудалой гостиницы в Лас-Вегасе.

На Лазурный берег он приехал после победы на матче в Лондоне. Победа была легкой, а следующий матч, о котором договорился Шульц, должен был состояться в Париже через месяц, и возвращаться в Нью-Йорк на такой короткий срок не имело смысла. — Том подцепил в Лондоне лихую девчонку, которая сказала, что знает отличный укромный отель в Канне, а так как после победы Томас впервые купался в деньгах и возомнил, будто теперь ему ничего не стоит уложить любого боксера в Европе одной рукой, он покатил с ней на два дня в Канн. Два дня растянулись на десять. Шульц слал отчаянные телеграммы, а Томас валялся на пляже, много ел, успел полюбить местное розовое вино и прибавил лишних пятнадцать фунтов. Когда он наконец добрался до Парижа, французский боксер чуть не убил его на ринге. Впервые в жизни Томас был нокаутирован, и неожиданно выяснилось, что больше его никто не приглашает выступать в Европе. Почти все деньги, полученные за предыдущий матч, он просадил на лихую лондонскую девчонку, которая помимо своих прочих достоинств отличалась любовью к драгоценностям, и Шульц, когда они летели в Нью-Йорк, с ним не разговаривал.

Французский боксер лишил Томаса чего-то, что уже было не восполнить, и теперь матчи предлагались ему все реже, а платили за них все меньше.

Лежа на измятой постели в душной комнате, он раздумывал обо всем этом, и на память ему пришли слова, сказанные его братом в тот далекий день в отеле «Уорвик». Если Рудольф следил за его карьерой, то, наверно, сейчас он говорит их надменной сестрице: «Я предупреждал его, что так и будет».

А, плевать ему на брата!

Кто знает, может, в следующий раз у него появится прежний задор и он одержит блестящую победу. Вокруг него снова начнут увиваться, и он вернет былую славу. Бывало же такое с многими другими боксерами, даже гораздо старше его.

От этой мысли у Томаса улучшилось настроение, ион уже собрался спуститься вниз и на последние десять долларов поиграть в кости, как вдруг зазвонил телефон.

Звонила Кора, жена Куэйлса. Истерически рыдая, она визжала в трубку как оглашенная:

— Ему все известно! Все известно! — повторяла она. — Какой-то продажный коридорный донес ему. Он чуть меня не убил. Кажется, сломал мне нос. Тебе лучше смыться из города. Сию же минуту! Он поехал к тебе. Один бог знает, что он сделает с тобой, а потом и со мной! Но я не собираюсь ждать! Я сейчас же еду в аэропорт и беру себе билет. Советую тебе сделать то же самое. Ты его не знаешь. Он убийца!..

Томас, не дослушав ее панические визги, повесил трубку. Потом подошел к двери проверить, открыта ли она. Он никогда не уклонялся от драк, а эта, кажется, доставит ему самое большое удовольствие в его боксерской жизни. Маленький гостиничный номер не позволит противнику плясать по углам и уворачиваться от ударов.

Он надел кожаную куртку, застегнул молнию до конца и поднял воротник, чтобы защитить горло. Через минуту в коридоре послышались шаги, затем дверь распахнулась, и в комнату ворвался Куэйлс.

— Привет, — сказал Томас.