Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Мы будем атаковать все чаще и чаще. Власти начнут тревожиться, почувствуют неуверенность и в конце концов испугаются. А страх заставит их делать одну ошибку за другой, и последствия с каждым разом будут все более роковыми. Примутся закручивать гайки, потом пойдут на губительные уступки, и люди, поняв, что их правители близки к поражению, поднимутся на новые схватки, пробьют новые бреши в стене.

— Может, сменишь пластинку, а? — сказал он.

— Сначала убьют президента правления банка, — вещала она в экстазе, — потом похитят посла, страну парализует забастовка, наступит девальвация. Откуда последует очередной удар, никто знать не будет, но будут знать, что он непременно последует. И тогда начнется такое закручивание гаек, что все взлетит на воздух. Тут не нужны армии… Требуется лишь горстка людей, безоговорочно верящих в идею…

— Вроде тебя? — спросил он.

— Да, а что? — вызывающе ответила она.

— А что потом, после вашей победы? — спросил он. — Восторжествует Россия? Этого вы добиваетесь?

— Дойдет очередь и до России, — ответила она. — Неужели ты считаешь меня такой дурой?

— Тогда чего же ты добиваешься?

— Чтобы земной шар перестали отравлять, чтобы мы не были обречены на вымирание, чтобы не существовало ни солдат, ни шпионов, чтобы не поднимались в воздух бомбардировщики с атомными бомбами на борту, чтобы не было продажных политиканов и убийств ради денег… Люди страдают, и я хочу, чтобы они узнали, кто заставляет их страдать и какой это приносит доход.

— Понятно, — сказал он. — Все это прекрасно, а теперь поговорим о деле. Предположим, я достану вам грузовик, предположим, вы добудете гранаты, бомбы, автоматы. Что вы конкретно собираетесь с ними делать?

— Конкретно, — ответила она, — мы намерены высадить все стекла в одном здешнем банке, подложить бомбу в испанское посольство и разделаться с одним немецким судьей — самой большой свиньей в Европе. Больше я тебе ничего не могу сказать. Ради твоей же собственной безопасности.

— Я вижу, ты готова на многое ради моей безопасности, — иронически поклонился он. — Выражаю тебе благодарность от имени моей матери, полковника и от себя лично.

— Хватит болтать, — осадила его она. — И брось этот тон.

— А у тебя такой тон, будто ты вот-вот меня прикончишь, милая моя террористочка, — ответил он, поддразнивая ее, чтобы обрести смелость.

— Я еще никого не убила, — сказала она. — И не собираюсь. У меня другие обязанности. А чтобы тебя не мучила совесть, могу тебе сообщить, что здесь, в Бельгии, мы решили обходиться без жертв. Наши действия носят чисто символический характер. Мы просто хотим лишить их спокойствия, напугать.

— Это в Бельгии, — отозвался он. — А в других местах?

— Не твое дело, — ответила она. — Тебе незачем об этом знать. Позже ты, если разделишь наши взгляды и захочешь принять более активное участие в наших действиях, пройдешь курс обучения и будешь присутствовать при обсуждениях. А сейчас от тебя требуется сходить в банк, получить деньги по чеку твоего дяди и в один прекрасный вечер дать нам на несколько часов грузовик. Черт возьми, — вдруг разозлилась она, — что тут для тебя нового? Ты же сам берешь взятки! Думаешь, я не знаю, откуда у тебя столько денег при твоем-то сержантском жалованье? И бензином ты торгуешь…

— Боже мой, Моника, — удивился он, — неужели ты не видишь разницы между мелким жульничеством и тем, о чем ты меня просишь?

— Вижу, — ответила она. — Первое — занятие вульгарное и дешевое, а второе — благородное. Ты живешь в каком-то трансе. Ты сам себе не по душе, и, судя по тому, что ты рассказывал мне про свою семью — про мать, отца, дядю, — про тех, с кем ты работаешь, ты презираешь и всех окружающих. Не отрицай, пожалуйста. — Она подняла руку, не давая ему заговорить. — На тебе словно шоры надеты. Никто еще ни разу не потребовал от тебя, чтобы ты посмотрел самому себе в лицо, распрямился, увидел, что происходит. Так вот, сейчас я этого требую.

— Одновременно намекая, что, если я не пойду вам навстречу, меня ждут большие неприятности? — сказал он.

— Именно так, дружок, — ответила она. — И пока будешь на работе, поразмысли над всем этим.

— Обязательно. — Он встал. — Мне пора.

— К обеду я зайду за тобой, — пообещала она.

— Я так и понял, — усмехнулся он и вышел.