Богач, бедняк. Нищий, вор

Мать Джин в девичестве звали Инид Каннингхем, и Джин, как только обрела способность связно выражать свои мысли, спросила Рудольфа, не станет ли он возражать, если назвать девочку по ее матери. «Мы, Джордахи, идем вверх, — ответил на это Рудольф. — У нас появляется генеалогия с тремя именами». Девочку не крестили и не собирались крестить. Джин разделяла атеистические взгляды мужа или, как он предпочитал считать, его агностицизм. Он просто написал имя в свидетельстве о рождении — Инид Каннингхем-Джордах, подумав, не слишком ли много букв для семифунтового младенца. Брэд прислал малышке серебряную мисочку для каши с таким же блюдцем и ложечкой. Теперь у них в доме было восемь серебряных мисочек для каши. Так что Брэд не был оригинален. Но он открыл также на имя девочки счет в банке, положив пятьсот долларов. «Неизвестно ведь, когда девочке придется платить за аборт, и притом срочно», — заметил он в ответ на протест Рудольфа, которому такой подарок показался излишне шикарным.

Один из партнеров Брэда, Эрик Сандерлин, возглавлял в клубе спортивную комиссию и сейчас, оседлав любимого конька, уже рассказывал о своем проекте расширения и улучшения площадки для гольфа. К территории клуба прилегал большой лесистый участок земли, на котором стояла заброшенная ферма, и Сандерлин распространял среди членов клуба письмо с предложением дать клубу денег взаймы и купить этот участок.

— Тогда наш клуб попадет в разряд первоклассных, — говорил Сандерлин. — Мы могли бы даже замахнуться на участие в турнире АПГ [26]. Число членов клуба наверняка бы удвоилось.

«В Америке все всегда стремится “удвоиться” и попасть в разряд повыше», — неприязненно подумал Рудольф. Сам он не играл в гольф. И тем не менее был рад, что в баре говорят о гольфе, а не о статье в «Уитби сентинел».

— А ты, Руди? Подпишешься на какую-нибудь сумму? — спросил Сандерлин.

— Я еще не думал об этом, — ответил Рудольф. — Дай мне пару недель на размышление.

— А о чем, собственно, тут размышлять? — наступал на него Сандерлин.

— Старина Руди не принимает поспешных решений, — вмешался Брэд. — Даже если ему надо постричься, он обдумывает этот шаг не меньше двух недель.

— Будет очень кстати, если нас поддержит такая видная фигура, как ты, — сказал Сандерлин. — Я от тебя так просто не отстану.

— В этом я не сомневаюсь, Эрик, — заметил Рудольф.

Сандерлин засмеялся такому признанию своей напористости и вместе с другими мужчинами пошел в душ, стуча подбитыми шипами туфлями по голому каменному полу. По правилам клуба такие туфли нельзя носить в баре, ресторане или картежной, но никто не обращал на это внимания. «Если мы перейдем в первый разряд, вам придется переобуваться», — подумал Рудольф.

Брэд остался в баре и заказал себе еще виски. Лицо у него всегда было красным, непонятно, то ли от солнца, то ли от спиртного.

— «Такая видная фигура, как ты», — повторил Брэд. — В Уитби все говорят о тебе так, будто ты ростом с каланчу.

— Поэтому-то я и держусь этого города, — сказал Рудольф.

— Ты собираешься остаться здесь и после того, как уйдешь из бизнеса? — спросил Брэд, не глядя на Рудольфа, и кивнул Хэнку, поставившему перед ним стакан с виски.

— А кто говорит, что я ухожу из бизнеса? — Рудольф не посвящал Брэда в свои планы.

— Ходят слухи.

— Кто тебе это сказал?

— Но ты ведь действительно собрался выйти из игры?

— Кто тебе сказал?

— Вирджиния Колдервуд.

— А-а.

— Она слышала, как ее отец говорил об этом с матерью.

Вирджиния — настоящая шпионка, держится в тени и собирает информацию, подслушивая чужие разговоры.

— Мы с Вирджинией последние два месяца часто встречаемся. Хорошая она девушка.

Брэдфорд Найт, уроженец Оклахомы с ее бескрайними просторами, где все такое, каким кажется, стал знатоком человеческой природы.

— Мда-а.

— Вы со стариком уже обсудили, кого поставить вместо тебя?

— Да, у нас был разговор.

— Ну и кто же это будет?

— Мы еще не решили.

— Что ж! — Брэд улыбнулся, но лицо его покраснело больше обычного, — надеюсь, ты сообщишь об этом своему старому однокашнику хотя бы за десять минут до того, как узнают все?

— Обязательно. А что еще говорила тебе мисс Колдервуд?

— Ничего особенного, — небрежно сказал Брэд. — Говорила, что любит меня. И всякое другое в том же роде. Ты ее давно видел?

— Давно. — Рудольф не видел ее с той ночи, когда родилась Инид. Шесть недель — это давно.

— Мы с ней все смеемся! У нее обманчивая внешность. Она очень веселая.

Новые грани в характере этой особы. Любит смеяться. Бурно веселится в полночь под чужими дверями.

— Откровенно говоря, я собираюсь на ней жениться, — сказал Брэд.

— Почему? — спросил Рудольф, хотя мог догадаться почему.

— Надоело шататься по бабам, — сказал Брэд. — Мне скоро стукнет сорок, и это становится утомительным.

«Нет, ты мне говоришь не все, — подумал Рудольф. — Нет, мой друг, это далеко не все».

— А может, на меня подействовал твой пример, — продолжал Брэд. — Если женитьба пришлась по вкусу даже такой фигуре, как ты, — он ухмыльнулся, здоровый, краснолицый, — то, думаю, мне тоже будет неплохо. Супружеский рай!