Богач, бедняк. Нищий, вор

— Он считал, что людей нельзя хвалить в лицо, — ответил Уэсли. — Меня он тоже, честно говоря, редко хвалил… — Он улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Улыбка совершенно преобразила его худое задумчивое лицо — оно стало ребячливым и открытым. «Ему полезно улыбаться», — подумал Рудольф. — И Кролика, и даже Кейт тоже не очень-то нахваливал… Ну, Кейт он, конечно, хвалил за стряпню, да и то не столько хвалил, сколько подшучивал, потому что она ведь англичанка. Иногда я замечал, даже в первое время, когда еще только начал его узнавать, как он стоит один и думает, что никто его не видит, и такой грустный, будто у него в жизни было много плохого, о чем он не в силах забыть. Но что вы спасли ему жизнь, он правда сказал.

— Я только отдал ему его же собственные деньги, — ответил Рудольф. — Надеюсь, ты понял, что Гретхен пыталась объяснить тебе, как и почему твой отец был таким в молодости. Таким его сделала семья.

— Понял, — ответил Уэсли.

— Все это верно, — продолжал Рудольф, — и в то же время не совсем. Я хочу сказать несколько слов в свое оправдание. Я не виноват в том, что оказался старшим сыном в семье, что мой отец был невежественным, неуправляемым человеком, да еще со страшным прошлым, в котором он тоже не был виноват. Не моя вина, что наша мать была истеричкой, помешанной на своем «благородном» происхождении. Не я виноват и в том, что Гретхен оказалась сентиментальной и эгоистичной дурочкой… Прости меня, — обратился он к Гретхен. — Все это я говорю не ради нас с тобой, а ради Уэсли.

— Я понимаю, — ответила Гретхен, склонившись над тарелкой так, что лица ее почти не было видно.

— В конце концов, — продолжал Рудольф, — мы все трое унаследовали одинаковые гены и воспитывались одинаково. Только что Гретхен призналась, что боялась твоего отца. А в действительности ее пугал не он, а то, что она видела в нем, ибо то же самое она видела и в себе. И старалась от этого уйти. А я видел в нем нашего отца, человека жестокого, прикованного к ненавистному занятию, патологически боявшегося умереть в нищете — настолько, что он предпочел покончить жизнь самоубийством, лишь бы не оказаться лицом к лицу с такой возможностью. Я тоже старался уйти. Только навстречу деньгам, респектабельности.

Уэсли понимающе кивнул:

— Может, и хорошо, что сын Крейлера сейчас во Вьетнаме. Не то нам с ним каждый вечер пришлось бы ужинать вместе, и тогда…

— И до твоего отца были младшие сыновья в семьях еще хуже нашей, — продолжал Рудольф. — Однако они не старались погубить все, к чему прикасались. Не хотелось бы говорить этого, Уэсли, но до похорон нашей матери я твердо верил, что твой отец по природе своей разрушитель. И его главная радость в жизни — уничтожать, разрушать, губить все, в том числе и самого себя.

— В конце концов так оно и вышло, — горько заметил Уэсли.

— Его поступок той ночью в Канне, — сказал Рудольф, — достоин восхищения. С его точки зрения. И, честно говоря, с моей тоже. Не забывай этого.

— Я постараюсь не забыть, — ответил Уэсли. — Постараюсь. Только, по-моему, все, что он тогда сделал, было зря. Никому не нужно.

— Ну, кажется, — вздохнул Рудольф, — мы рассказали тебе все, что могли, и старались не кривить душой. Забавные случаи отложим до другого раза. Ты, наверное, устал. Я пришлю тебе список людей, с которыми стоит поговорить, они могут оказать тебе большую помощь, чем мы. А теперь доедай, и я отвезу тебя в общежитие.

— Не нужно, — довольно резко отказался Уэсли. — Я пройду через парк.

— Теперь вечером в Нью-Йорке никто через парк в одиночку не ходит, — возразила Гретхен.

— А я хожу. — Уэсли холодно посмотрел на нее.

«О боже, — подумал Рудольф, глядя, как мальчишка управляется с последним куском бифштекса, — до чего же он похож на своего отца! И внешне, и говорит так же. Помоги ему, Господи!»

Глава 4

Рудольф, Инид и няня стояли на залитом утренним солнцем тротуаре и ждали Джонни Хита и его жену; Хиты тоже ехали в Монток и должны были захватить Рудольфа и Инид на своем «линкольне-континентале». У ног няни стоял чемодан. Она на целую неделю уезжала к себе в Нью-Джерси. «И почему это, — от нечего делать подумал Рудольф, — ни одна няня не живет в том же штате, где работает?»

Накануне вечером, распрощавшись с Уэсли, Рудольф проводил Гретхен домой. Он предложил ей поехать с ним и с Хитами. Она сделала большие глаза, и он вспомнил, что у нее когда-то был роман с Хитом.

— А без свидетелей ты со своей бывшей женой уже встретиться не можешь? — спросила она.