Богач, бедняк. Нищий, вор

— Ничего себе, — проговорил Уэсли. Теперь он смотрел на нее уже настороженно.

— Этот молодой парень, — продолжала она, избегая его взгляда и опустив глаза, — хочет узнать, кто это сделал, почему, как прожил свою жизнь его отец… Он не знал отца, потому что его родители развелись, когда он был еще ребенком, и отец уехал. Можешь не беспокоиться: убийство происходит не в Европе, я о Европе ничего не знаю, ни разу там не была. Но, в общем, сюжет не очень отличается от того, что ты…

— Понятно.

— Так что теперь ты знаешь, в чем заключается моя особая причина.

— Ясно.

— Ты будешь рядом, я смогу тебя изучать, а также помогу тебе найти всех людей. Словом, это можно рассматривать как взаимную помощь. Это будет тебе неприятно?

— Не думаю, — пожал плечами Уэсли. — Хотя я не очень-то представляю себя героем какой-нибудь книги.

— А от тебя этого и не требуется, — сказала мисс Ларкин. — Я буду рассматривать тебя как литературный образ и брать только те черты, которые мне нужны и которые я смогу использовать.

— А что, если окажется, что я не стою всех ваших хлопот?

— Риск невелик.

— А чем закончится ваша книга? — с любопытством спросил Уэсли. — Он найдет убийцу?

— В конечном счете да.

— И что он тогда сделает?

— Он отомстит за отца.

— В книге получается все просто, правда? — грустно усмехнулся Уэсли.

— Нет, тоже непросто.

— А что дальше будет с этим парнем?

Она снова вздохнула:

— Его убивают.

Уэсли, не глядя на нее, с отсутствующим видом постукивал пальцами по столу.

— Звучит логично, — сказал он.

— Но это же вымысел.

— Ничего себе вымысел!

— Если ты имеешь дело с писателем, — сказала она серьезно, — или хотя бы с человеком, который считает себя писателем, надо быть готовым к тому, что у тебя попытаются украсть частицу твоей души.

— А я и не знал, что у меня есть душа, — отозвался Уэсли.

— Об этом позволь судить мне, — заявила Элис. — Слушай, если все это кажется тебе неприятным и глупым, ты не обязан соглашаться.

— Но вы же все равно будете писать эту книгу?

— Попытаюсь.

— Тогда какая разница. — Он улыбнулся. — Если у меня действительно есть душа, я могу пожертвовать какой-то ее частицей, чтоб хватило на несколько страничек книги.

— Вот и отлично, — сказала она деловым тоном, хотя руки ее дрожали. Она покопалась в сумочке. — Мне надо приниматься за работу. Вот тебе моя кредитная карточка в магазине «Блумингдейл». Он на углу Пятьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню. — Говоря это, она писала что-то на бланке «Тайма». — Предъявишь эту записку вместе с карточкой, чтоб они знали, что я дала тебе право ею пользоваться. Купи себе пару рубашек и фланелевые брюки. Покупки пусть доставят ко мне домой, чтобы было ясно, что это мой заказ. В таком виде ты не можешь ходить. К шести часам возвращайся, и я отвезу тебя к себе. Да, тебе ведь нужны деньги на автобус. — Она снова порылась в сумочке и дала ему пять долларов, долларовыми бумажками и мелочью.

— Спасибо. И не забудьте: все, что вы мне даете, — это только взаймы. Когда мне стукнет восемнадцать, я получу тысяч тридцать долларов.

— Не забуду.

— Нет, вы запишите. Пять долларов и число.

Она скорчила гримасу.

— Пожалуйста, если хочешь. — Она взяла ручку и записную книжку. Затем через стол толкнула книжку к нему. — Удовлетворен?

Он серьезно посмотрел на открытую страницу записной книжки.

— Порядок.

Она положила записную книжку обратно в сумочку.

— Теперь, когда я стал литературным образом, должен ли я как-то по-особому себя вести? Следить за тем, как я выражаюсь, или, может быть, спасать попавших в беду девиц, или что-нибудь еще делать?

— Можешь вести себя как хочешь, — сказала она. Поняв, что он шутит, она засмеялась. — Только не старайся казаться умнее, чем ты есть.

Сейчас он ехал в Порт-Филип. «Можно начать там, откуда все пошло», — сказал он Элис, когда она выяснила, что Теодор Бойлан еще жив и по-прежнему живет в Порт-Филипе. Отец говорил Уэсли, что Бойлан был связан с их семьей, а Порт-Филип находится всего лишь в двух часах езды поездом от Нью-Йорка.

Теперь Уэсли был хорошо одет: фланелевые брюки, спортивный пиджак и отличные коричневые ботинки из «Блумингдейла». Элис настояла на том, чтобы он подстригся — пусть не коротко, но подровнял волосы. Она, как видно, была довольна, что он крутится в ее маленькой квартирке в западной части города, неподалеку от Центрального парка. Она говорила, что ей уже стало тоскливо жить одной, а теперь после работы она спешит домой, зная, что он там. Когда за ней заходили молодые люди, чтобы вместе куда-нибудь пойти, она представляла его как приехавшего на несколько недель кузена со Среднего Запада.

В ожидании, пока Элис раздобудет для него нужные сведения, Уэсли с наслаждением бродил по городу. Он посмотрел много фильмов, побывал в «Радио-Сити» и в здании Организации Объединенных Наций, окунулся в пеструю, бьющую ключом жизнь Бродвея. Иногда Элис водила его в театр, который открыл для него новый мир: он никогда раньше не видел настоящего, живого представления.