Богач, бедняк. Нищий, вор

— Интересная девушка, — сказал Эббот. Его рука, когда он разбавлял виски содовой, уже не дрожала. — А она когда-нибудь причесывается?

— Ее такие вещи не интересуют.

— Я так и понял, — сказал Эббот, снова усаживаясь в кресло. — Я ей не доверяю.

— Да перестань, папа. Ты и видел-то ее ровным счетом десять минут. Почему? Только из-за того, что она немка?

— Совсем не потому. Я знаю много хороших немцев, — сказал Эббот. — Я так говорю, потому что так принято говорить, хотя это и неправда. Я никого из немцев не знаю и не питаю к ним никаких чувств — ни хороших, ни плохих. Однако к женщинам я питаю вполне определенные чувства и знаю их гораздо лучше, чем немцев. Когда она проходила в дом, она бросила на меня такой странный взгляд, что мне стало не по себе.

— Ну, на меня она никаких странных взглядов не бросает.

— Вполне возможно. — Эббот оценивающе посмотрел на Билли. — Жаль, что ростом ты в меня, а не в мать, однако с твоими красивыми глазами и умением держаться ты, наверно, вызываешь немалый интерес у женщин.

— Который они умудряются скрывать в моем присутствии, — заметил Билли.

— Восхищаюсь твоей скромностью, — засмеялся Эббот. — Я в твои годы был менее скромен. А мать пишет тебе?

— Пишет. Она прислала мне письмо после того, как ты сообщил ей, что я собираюсь остаться в армии еще на один срок. Я не знал, что вы поддерживаете такой тесный контакт.

— Ты ее сын, — сказал Эббот, и лицо его стало серьезным, — как и мой. И ни один из нас этого не забывает, несмотря на то что об очень многом мы умудряемся забывать. — Он сделал большой глоток виски.

— Пожалуйста, папа, не напивайся сегодня.

Эббот задумчиво посмотрел на стакан и вдруг бросил его в камин. Стакан разлетелся вдребезги, и на кирпичах осталось от виски темное пятно. Какое-то время они сидели молча, и в тишине Билли слышал громкое, неровное дыхание отца.

— Прости меня, Билли, — сказал Эббот. — Я не сержусь на тебя за то, что ты сказал. Совсем наоборот. Это слова заботливого и хорошего сына. Я тронут твоим беспокойством о моем здоровье. Если я на кого сержусь, то на себя. — В его голосе зазвучали горькие нотки. — Мой сын собирается совершить огромную и, возможно, непоправимую ошибку. Я занял деньги на поездку из Чикаго в Брюссель у единственного в мире человека, которого еще удается иногда уговорить одолжить мне доллар-другой. Я приехал сюда, чтобы попытаться убедить тебя… ну… передумать. Я сегодня целый день мотался под дождем, перебирая доводы, которые могли бы изменить твое решение. Я сумел удержаться и не выпил ни капли во время перелета через океан, потому что хотел появиться перед тобой в наилучшем виде. — Он криво усмехнулся. — И что я делаю? Восстанавливаю своего сына против себя из-за девушки — которой, как ты правильно заметил, я совсем не знаю — только потому, что она странно посмотрела на меня возле подъезда, и начинаю с двойной порции виски, что должно неминуемо напомнить тебе все тягостные уик-энды, когда мать отдавала тебя отцу на субботу. Ну вот, Вилли Эббота опять понесло. — Он неожиданно встал. — Пойдем поужинаем. Обещаю тебе не брать в рот ни капли, пока ты не отвезешь меня в гостиницу. А там уж я напьюсь до потери сознания. Завтра я буду не в самой блестящей форме, но трезвым быть обещаю. Где тут у тебя уборная? Я целую вечность простоял под дождем, и мочевой пузырь у меня вот-вот лопнет. Ради тебя и армии Соединенных Штатов я не стал справлять нужду на улице, чтоб меня не обвинили в неуважении к почтенным бюргерам Брюсселя.

— Надо пройти через спальню, — сказал Билли. — Там, правда, жуткий беспорядок. Мы с Моникой уезжаем на работу рано утром и чаще всего возвращаемся лишь к ужину. — Ему не хотелось, чтобы отец подумал, что Моника неряха, хотя сам он изредка упрекал ее за хаос, в котором они живут. «В учениях Маркса, Мао и Че Гевары, — недавно сказал он ей, — ничего не говорится о том, что настоящие революционеры должны швырять белье на пол, чтоб оно так там и лежало». — Мы убираем квартиру по субботам, — сказал он отцу.

— Я не собираюсь делать никаких замечаний о том, как вы живете, — отозвался Эббот. — Я сам не принадлежу к числу аккуратных людей, но, как это ни парадоксально, очень ценю аккуратность в женщине. Однако все это не имеет значения. Мы довольствуемся тем, что нам достается. — Он вопросительно посмотрел на Билли. — Послушай, солдат, а как это получается: ты служишь в благородной и нужной армии Соединенных Штатов и не носишь форму?

— Вне службы нам разрешают ходить в штатском.

— В мои времена было по-другому. Я не ходил в штатском четыре года. Ну ладно, войны теперь уже не те. — Он твердой походкой направился в уборную. Когда он вернулся, Билли подумал: «Костюм на нем по крайней мере десятилетней давности. Разрешит ли он мне купить ему новый?»