Богач, бедняк. Нищий, вор

— Адмиралы на то и существуют, — пожав плечами, ответил он. — Откровенно говоря, я ничего не имею против какой-то медали, а вот то, что он со своими кораблями и наши военно-воздушные силы с их самолетами находятся здесь, мне совсем не нравится. Я долго служил в армии и сильно сомневаюсь, что в случае кризисной ситуации от них будет большая польза.

Кармен сверкнула глазами.

— А вы бы хотели, чтобы русские захватили Европу!

— Если бы у них было такое желание, они бы уже давно ее захватили. Наши войска в Европе вызывают у них раздражение, но их слишком мало, чтобы оказать сопротивление русским. В случае войны решающее значение будут иметь ракеты, а не наземные войска. Ими пожертвуют в первый же день. Я служил в этих войсках и не испытывал большого удовольствия.

— Я просто счастлива, — саркастически заметила Кармен, — что у меня есть собственный американский военный эксперт, который разъясняет мне истинное положение вещей.

— Это все делается для рекламы, — продолжал Билли. Зачем он с ней спорит? Возможно, просто потому, что последняя партия закончилась со счетом 8:6 в ее пользу? А возможно, ему надоело, что привлекательные молодые женщины учат его политике? — Создание баз по всему миру дает военным возможность немного встряхнуться и выжать из конгресса побольше денег, чтобы потом разъезжать в роскошных автомобилях и жить раз в пять лучше, чем дома. — И скорее чтобы поддразнить ее, чем всерьез, он добавил: — Если бы мы сняли военную форму со всех американских солдат и отправили их домой заниматься чем-то полезным, все от этого только выиграли бы, в том числе и испанцы.

— Слабые и ленивые всегда находят оправдание своей слабости и лени, — сказала Кармен. — Слава богу, что не все американцы такие, как вы. — Ее собственные политические взгляды были достаточно сложны. Она ненавидела Франко, ненавидела коммунистов, а теперь, по-видимому, и его вместе с адмиралом-американцем. — В том, что адмирал находится здесь, ничего страшного нет, а вот то, что он, американец, позволяет Франко нацеплять себе на грудь медаль, — безнравственно. Одно дело — защищать какую-то страну, и совсем другое — поддерживать отвратительный режим. Будь я американкой, я бы немедленно обратилась с протестом в конгресс, в государственный департамент, к президенту, во все газеты. Вот, если хотите сделать что-то полезное, напишите хотя бы в «Геральд трибюн».

— А сколько, по-вашему, я здесь продержусь, если это письмо напечатают?

— Двадцать четыре часа. Все равно стоит.

— Человеку, между прочим, надо есть.

— Ну конечно, — сказала Кармен пренебрежительно, — для таких людей, как вы, главное — деньги.

— Разрешите вам напомнить, что у меня нет богатого папочки, как у некоторых моих знакомых.

— Как вы смеете так говорить! Испанцы по крайней мере не меряют свою жизнь на доллары и центы.

— Испанцы, которых я вижу здесь, весьма богаты и занимаются лишь тем, что приумножают свое богатство. Скупают, например, оливковые рощи и превращают их в ловушки для туристов. И владельцы этих огромных яхт в заливе тоже не давали обета бедности.

— Это подонки, потерявшие совесть. Они делают все, что велит им Франко и его банда. Им лишь бы сохранить свои fincas[64], свои яхты и своих любовниц, а остальные пусть голодают. Я не коммунистка, но когда я вижу, как приходится трудиться простым людям, чтобы прокормить семью, я могу понять, почему они за коммунистов.

— Так чего же вы хотите — еще одну гражданскую войну? Еще миллион убитых? Кровь на улицах?

— Если дойдет до этого, — сказала Кармен, — то виновниками окажутся ваши друзья — владельцы яхт. Конечно, я этого не хочу. Я хочу спокойных и планомерных преобразований. Если это возможно в Америке, то почему же невозможно здесь?

— Я не занимаюсь изучением национального испанского характера, но где-то я слышал, что ваши соотечественники в возбужденном состоянии кровожадны, жестоки и неистовы.

— О боже мой, как я устала от таких разговоров! — воскликнула Кармен. — Как будто Испания — это только бой быков, флагелланты да мстители за поруганную честь. Почему никто не говорит о жестокости немцев, после того что они натворили в Европе? Или французов — после Наполеона? Я уже молчу о том, что в свое время творили американцы. Эх вы, бедный, никчемный теннисист. — Кармен презрительно подписала поданный ей счет. — Ну вот, вы сэкономили на четырех порциях джина с тоником. Разве вы не рады, что приехали в жестокую и буйную Испанию и стали здесь лакеем богачей?

— Вероятно, — обиделся Билли, — нам не следует больше встречаться. Ищите себе другого партнера.

— Вы по-прежнему будете играть со мной в теннис, потому что вам за это платят. Завтра в то же время. — Она вышла, оставив его одного в огромном пустом баре.

«Боже мой, — думал он, — а я-то считал, что она меня добивается! Сначала Моника со своими бомбами, а теперь вот эта!»

* * *