Богач, бедняк

— Идею мне подсказал отец одного мальчика, ученика в классе Билли, — стала рассказывать Гретхен. — Он — психиатр.

— Боже праведный! — воскликнул Рудольф.

— Я вижу, тебе все же везет. Ты еще способен произнести «Боже праведный!», когда слышишь слово «психиатр».

— Прости меня.

— Он несколько раз в неделю работает по совместительству в клинике с непрофессиональными психоаналитиками, у которых нет медицинской степени, но они самостоятельно изучали психоанализ, сами подвергались ему и имеют лицензию на лечение случаев, не требующих глубоких знаний психиатрии: групповая истерия; умные дети, отказывающиеся учиться писать и читать, или злые, деструктивные детишки из неблагополучных семей, которые ушли в самих себя, подавлены; девушки, ставшие фригидными из-за религиозного воспитания или из-за психической травмы, полученной в детстве, и из-за этого у них постоянно ужасные сцены на грани развода с мужьями; дети негров и мексиканцев, которые значительно позже других начинают посещать школу и никак не могут догнать по развитию других учеников и в результате утрачивают собственное «я»…

— Таким образом, — пришел к выводу Рудольф, внимательно ее выслушав, — ты намерена взяться за решение негритянской, мексиканской проблем, религиозных проблем, полагаясь только на собственные силы и на клочок бумаги, выданный тебе университетом, и…

— Я постараюсь решить только одну проблему, — перебила его Гретхен, — может, от силы две, или, может, целую сотню. И в то же время я буду решать и свою собственную проблему. Я буду постоянно занята и делать что-то полезное.

— Не заниматься бесполезной чепухой, как твой брат, — с горечью сказал Рудольф, чувствуя себя уязвленным ее словами. — Ведь именно это ты хотела сказать?

— Вовсе нет, — возразила Гретхен. — Ты делаешь что-то весьма полезное, но по-своему… И поэтому не мешай мне делать то, что я хочу, и быть полезной по-своему.

— И сколько времени тебе потребуется на все это?

— Два года минимум, чтобы получить ученую степень. Потом — углубленное изучение психоанализа…

— Ты никогда не закончишь, — предостерег он ее, — найдешь мужчину и…

— Может быть, — не стала возражать Гретхен. — Правда, весьма сомнительно, но все может быть…

С покрасневшими от слез глазами в комнату вошла Марта и сообщила, что ланч готов. Гретхен поднялась наверх за Билли и Томасом. Вскоре вся семья сидела в столовой. Все были удивительно внимательны по отношению друг к другу и вежливо говорили: «Пожалуйста, передай мне горчицу», «Благодарю тебя!» или: «Нет, думаю, мне вполне достаточно».

После ланча они сели в машину и выехали из Уитби в Нью-Йорк, оставляя умерших.

К отелю «Алгонкин» они подъехали чуть позже семи. Гретхен с Билли остановились там, потому что в квартире Рудольфа, где его ждала Джин, была только одна спальня. Рудольф предложил Гретхен и Билли пообедать вместе с Джин, но Гретхен отказалась — не такой день, чтобы знакомиться со своей невесткой. Рудольф пригласил Тома, но тот отказался, ссылаясь на то, что у него, мол, свидание.

Билли вылез из машины, за ним — Томас. Он обнял мальчика за плечи.

— У меня тоже есть сын, Билли, — сказал он. — Правда, совсем еще маленький. Вот когда он вырастет и станет похожим на тебя, я смогу им гордиться.

Впервые за последние три дня Билли улыбнулся.

— Том, — сказала Гретхен, стоя под «козырьком» отеля. — Мы когда-нибудь с тобой увидимся?

— Конечно, — заверил ее Томас. — Я знаю, где тебя найти. Я сам тебе позвоню.

Гретхен с сыном вошли в отель. Носильщик нес за ними их два чемодана.

— Я возьму такси, Руди, — сказал Томас. — Тебе нужно поторапливаться, ведь молодая жена ждет.

— Мне хочется выпить… — признался Рудольф. — Может, зайдем в бар, и…

— Нет, спасибо. Я тороплюсь, — отказался Томас. Через плечо Рудольфа он смотрел на оживленное уличное движение на Шестой авеню.

— Том, — сказал Рудольф. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Мне казалось, что мы вволю наговорились и говорить нам больше не о чем, — возразил Томас. И хотел было остановить проезжавшее мимо такси, но водитель ехал в парк. — О чем тебе еще говорить со мной?

— Ты считаешь, что не о чем? — сорвался Рудольф. — На самом деле? А вот что я тебе скажу: к концу сегодняшнего биржевого дня у тебя около шестидесяти тысяч долларов на счету! Может, такое сообщение заставит тебя изменить мнение?

— Да ты, я вижу, большой шутник, Руди, — откликнулся Томас.

— Пошли в бар. Я не шучу.

Удивленный Томас послушно пошел за Рудольфом в бар.

Официант принес им виски.

— Ну, слушаю, — сказал Томас.

— Ты помнишь о тех пяти тысячах долларов, черт бы их побрал? Ну, о тех, которые ты мне тогда отдал. Помнишь?

— Ах, эти чертовы деньги. Ну, помню.

— Ты сказал, что я волен делать с ними все, что хочу, — продолжал Рудольф. — Кажется, я точно запомнил твои слова: «Помочись на них, истрать на своих баб, отдай на нужды твоего любимого фонда благотворительности»…

— Да, вполне похоже на меня, — широко ухмыльнулся Томас.

— Так вот. Я вложил их в дело.

— Ты — человек башковитый в отношении бизнеса. Еще когда был пацаном.