Богач, бедняк

— Большинство из них заставляют нас вкалывать, что называется, горбом зарабатывать свои деньги и чаевые, — сказал Томас. — Не все ведь такие щедрые, как вы с миссис Гудхарт.

— Может, мы стали мягче с возрастом, — задумчиво произнес Гудхарт. — В какой-то мере. Как вы думаете, капитан, не выпить ли мне еще?

— Если только вы не намерены поплавать еще немного сегодня ночью, — ответил Томас, вставая и забирая у Гудхарта его стакан.

Тот фыркнул:

— Такая глупость может возникнуть не в голове, а в лошадиной заднице. Что мы сегодня вытворяли, надо же!

— Это вы сказали, сэр.

Томас ужасно удивился, что мистер Гудхарт употребил такое сильное выражение. Он спустился в салон, приготовил еще два стакана виски с содовой. Вернувшись на палубу, увидел, что мистер Гудхарт, развалившись на стуле, вытянул закинутые одна на другую ноги и, задрав голову, разглядывает звезды на небе. Не меняя своего положения, он взял стакан из рук Томаса.

— Капитан, — сказал он, — я решил немного побаловать себя. И жену тоже. Сейчас вот здесь, перед вами, я беру на себя твердое обязательство. На следующий год, начиная с первого июня, мы арендуем вашу «Клотильду» на шесть недель и пойдем по морю, на юг, посетим все те заманчивые места, которые вы тут мне перечислили. Сегодня же я положу деньги на депозит на ваше имя. И если вы скажете: никому не плавать за бортом, мы вам подчинимся. Что вы на это скажете?

— Меня-то это устраивает, но… — Томас колебался, стоит ли говорить об этом.

— Но что?

— Вам нравилась «Клотильда», когда вы были на ней днем. Вы плавали до облюбованных вами островов… но шесть недель… жить на борту… большой срок… право, не знаю. Может, для кого-то это и хорошо, но не для людей, привыкших к роскоши…

— Вы имеете в виду двух таких привередливых древних кляч, как я с женой? — спросил Гудхарт. — Для нас ваша яхта недостаточно роскошна?

— Ну, — чувствуя неловкость, продолжал Томас. — Мне хочется, чтобы вы получили от путешествия удовольствие. А «Клотильду» при плохой погоде и при шторме сильно качает, и в каюте бывает очень жарко, когда мы идем при таких погодных условиях, так как приходится задраивать все иллюминаторы, к тому же на борту нет ванной комнаты, только душ, и…

— Эти трудности будут только нам на пользу. Всю жизнь мы катались как сыр в масле, не чувствуя никаких неудобств. Бросьте, капитан, это просто смешно. — Гудхарт выпрямился на стуле. — Приходится стыдиться самого себя. Вы хотите убедить меня в том, что путешествие по Средиземному морю на такой замечательной яхте, как ваша, неизбежно связано с неудобствами, тяжкими испытаниями. Да что подумают о нас люди? От одной мысли об этом у меня бегут по спине мурашки.

— Люди ведь разные, живут в разных условиях, — упорствовал Томас.

— По-видимому, вам приходилось несладко в жизни, не так ли? — проницательно спросил Гудхарт.

— Ну, не хуже, чем другим.

— Но, судя по всему, на вас это нисколько не отразилось, — заметил Гудхарт. — Могу откровенно сказать, если бы мой сын был похож на вас, я бы куда больше им гордился, чем сейчас.

— Трудно судить об этом, — сказал Томас, стараясь соблюдать нейтралитет. Если бы этот старик знал о нем все — о его жизни в Порт-Филипе; о том, как он сжег крест в День победы; как ударил отца; как брал деньги за траханье сексуально неудовлетворенных замужних дам Элизиума, штат Огайо; о его шантаже Синклера в Бостоне; о его боксерских матчах; о драке с Куэйлсом и его жене в Лас-Вегасе; о Пэппи, Терезе и Фальконетти, — то, вероятно, не стал бы сидеть здесь с ним со стаканом виски в руках, испытывая к нему, Томасу, искренние дружеские чувства, и не желал бы, чтобы его сын был похож на капитана понравившейся ему яхты.

— В жизни я совершил немало такого, чем отнюдь не горжусь, — сказал он.

— Но в этом вы ничем не отличаетесь от других, капитан, — тихо сказал Гудхарт. — Ну и пока мы тут обсуждаем эту тему, прошу вас простить меня за сегодняшний день. Я был, конечно, пьян. Целые две недели я внимательно следил за тремя молодыми счастливыми людьми, весело работающими вместе, передвигающимися по яхте с поразительной грацией, и я чувствовал, насколько я старый. И мне захотелось доказать, что я не так уж стар, захотелось тряхнуть стариной, поэтому я и рисковал вашими жизнями. И сделал я это намеренно, капитан, намеренно, потому что был уверен, что вы ни за что не отпустите нас одних, не позволите нам с женой плыть одним к берегу.

— Лучше об этом не говорить, сэр, — сказал Том. — К тому же, все обошлось.

— Старость — это патология, Том, — с горечью произнес Гудхарт. — Ужасная, извращенная патология. — Он встал, осторожно, чтоб не уронить, поставил свой стакан. — Думаю, мне пора в отель, я беспокоюсь, как там моя жена.

Он протянул Томасу руку, и тот ее крепко пожал.

— Ну, до первого июня следующего года, — сказал он и широкими шагами спустился с яхты с двумя большими корзинками в руках.

Когда вернулись Кейт с Дуайером с выстиранным постельным бельем, Томас рассказал им о визите Гудхарта.

— Итак, у нас уже есть первый клиент — шестинедельная аренда яхты на следующий год.