Богач, бедняк

— Среди них оказался только один порядочный человек, — продолжал Томас. — Так они и его пристрелили.

— Не могут же они перестрелять всех.

— Могут попытаться, — предположил Томас.

Наклонившись вперед, он включил радиоприемник. Рев толпы заполнил салон автомобиля, послышался взволнованный голос диктора, комментирующего бейсбольную встречу: «…чистый прорыв к центру поля, игрок тянет время, он приближается все ближе, ближе, ближе, скользит по траве. Верняк! Верняк!» Томас выключил радиоприемник.

— Чемпионат страны, — пояснил Рудольф.

— Знаю. Я получаю парижское издание «Геральд трибьюн».

— Том, — спросил Рудольф. — Неужели ты никогда не скучаешь по Америке?

— А что она такого сделала для меня? — ответил он вопросом на вопрос. — Мне наплевать, увижу ли я ее когда-нибудь еще после этого моего визита.

— Не люблю, когда ты так говоришь.

— Одного патриота в семье вполне достаточно, — стоял на своем Томас.

— Ну а как же сын?

— Что сын?

— Ты надолго заберешь его в Европу?

— Навсегда, — резко ответил Томас. — Если только тебя изберут президентом страны и ты выправишь все дела в ней, посадишь за решетку всех этих мошенников, всех этих генералов, полицейских, судей, конгрессменов и высокооплачиваемых адвокатов, если, правда, они тебя прежде не пристрелят, вот тогда я, может, и разрешу ему приехать сюда, но ненадолго.

— Ну а как быть с образованием? — настойчиво продолжал расспрашивать его Рудольф.

— В Антибе тоже есть школы. Уж во всяком случае получше, чем военное училище с его палочной дисциплиной.

— Но ведь он — американец.

— Ну и что?

— А то, что он — не француз.

— Он и не будет французом, — решительно ответил Томас. — Он будет просто Уэсли Джордахом. Вот и все!

— Он будет человеком без родины.

— Ну а где моя родина? Здесь? — Томас засмеялся. — Родиной для моего сына будет яхта в Средиземном море, где он будет ходить под парусом из одной страны, где делают оливковое масло и вино, в другую, где тоже делают оливковое масло и вино.

Рудольф решил не продолжать разговор. Весь оставшийся путь они проехали молча до самой Парк-авеню, где находилась квартира Рудольфа. Он сказал швейцару, что вернется через несколько минут, и тот припарковал его машину во втором ряду. Швейцар бросил любопытный взгляд на Томаса: на его рубашку с расстегнутым воротом, с ослабленным галстуком, на его голубой костюм с широкими штанами, на зеленую фетровую шляпу с коричневой лентой, которую он купил в Генуе.

— Твой швейцар, по-видимому, не одобряет мой наряд, — сказал Томас, когда они подошли к лифту. — Скажи ему, что я одеваюсь в Марселе, и любому нормальному человеку хорошо известно, что Марсель — столица высокой моды для всех мужчин в Европе.

— Не переживай из-за мнения швейцара, — успокоил его Рудольф, приглашая войти в квартиру.

— Неплохо ты, я вижу, здесь устроился, — сказал Том, стоя посреди большой просторной гостиной с камином и длинной, обтянутой вельветом соломенного цвета кушеткой, с двумя креслами с подлокотниками, стоящими по обе ее стороны.

Свежие цветы в вазах на столах, ковер от стены до стены, яркие картины художников-модернистов на покрытых темно-зелеными обоями стенах. Окна выходили на запад, и весь день в них пробивались сквозь щели в шторах яркие солнечные лучи. Мерно гудел кондиционер, и в комнате стояла приятная прохлада.

— Мы не так часто приезжаем в город, как нам хотелось бы, — сказал Рудольф. — Джин беременна, и сейчас у нее самые трудные два месяца. — Он открыл сервант. — Вот здесь бар, — сказал он. — Лед в холодильнике. Если захочешь есть не в ресторане, а здесь, в квартире, предупреди утром горничную. Она очень хорошо готовит.

Он показал Томасу его комнату, которую Джин сделала точно такой, как комнату для гостей в фермерском доме в Уитби, на сельский манер, очень удобной. Рудольф не мог не заметить, как странно выглядит его брат в этой опрятной, убранной заботливой женской рукой комнате, с ее двумя одинаковыми кроватями и пологом на четырех столбиках и пестрыми лоскутными покрывалами.

Томас бросил свой чемодан вместе с пиджаком и шляпой на одну из кроватей, и Рудольфу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. На своей яхте, как писал ему Джонни Хит, Томас поддерживает идеальную чистоту. По-видимому, он оставлял свои морские привычки на яхте, когда сходил на берег.

Вернувшись в гостиную, Рудольф налил себе и Томасу виски с содовой. И пока они пили, он, вытащив из ящика бумаги из полицейского департамента полиции и отчет о работе частного детектива, передал их Томасу. Позвонил в контору своему знакомому адвокату и договорился о встрече Томаса утром, в десять.

— Ну, — сказал Рудольф, когда они все допили до дна, — что тебе еще нужно? Хочешь, я съезжу с тобой в военное училище?

— Нет, я поеду один, — отказался от его предложения Том.

— У тебя есть деньги?

— Я в них просто купаюсь, — ответил Томас. — Спасибо.

— Если возникнет что-то непредвиденное, сразу звони.

— О'кей, господин мэр, — шутливо ответил Томас.