Богач, бедняк

На палубу вышли Рудольф с Инид. По выражению лица Рудольфа Томас понял, что Джин либо рассказала ему все, либо большую часть из того, что с ней произошло.

— Дядя Томас, какое у тебя сегодня смешное лицо! — сказала малышка.

— Думаю, ты права, — отозвался Томас.

Рудольф особо не распространялся, только сказал, что у Джин сильно болит голова и ей придется полежать в постели. Он сам отнесет ей кофе и сок, и они с ней позавтракают в каюте. Они сидели все за столом, когда к ним подошла Гретхен.

— Боже, что с тобой, Том? — воскликнула она. — Что, черт возьми, с тобой стряслось?

— Как я ждал, когда же кто-нибудь, наконец, задаст мне такой вопрос, — съехидничал Томас. Он и ей пересказал придуманную им историю о драке с пьяницей у бара «Ле Камео». — Только, — смеясь, заключил он, — этот пьяница не был так пьян, как я сам.

— Ах, Том, — сказала расстроенная Гретхен. — Я-то думала, что ты завязал с драками.

— Ну, я-то завязал, — ответил он. — Но пьяница, по-видимому, нет!

— Ну а где же ты была, Кейт? — обвиняющим тоном спросила Гретхен.

— Как где? В кровати, спала, — спокойно ответила Кейт. — Он незаметно удрал. А то вы не знаете этих мужиков!

— Какой позор! — сокрушалась Гретхен. — Взрослые, здоровые мужчины, и дерутся как петухи!

— Конечно, позор, — согласился с ней Томас. — Особенно когда над тобой одерживают верх. Ну а теперь давайте завтракать.

V

Позже тем же утром Томас с Рудольфом оказались одни на носу. Кейт с Гретхен пошли за покупками на рынок, взяв с собой маленькую Инид. Уэсли с Дуайером, снова надев маски, ныряли под яхту, пытаясь точно установить характер поломки.

— Джин мне все рассказала, — признался ему Рудольф. — Не знаю, Том, как и благодарить тебя.

— Забудь об этом! Не все было настолько серьезно. У страха глаза велики. Может, такое зрелище не для глаз такой воспитанной женщины, как Джин.

— Весь день пили, пили, — с горечью в голосе говорил Рудольф. — И вот вам, последняя капля, — когда она увидала нас с Гретхен со стаканами в руках на палубе перед обедом. Она просто не могла вынести соблазна. А алкоголики — люди очень хитрые. Как ей удалось меня обмануть, вылезти из постели, неслышно одеться, уйти, не разбудив при этом меня… ума не приложу… — Он покачал головой. — Она последнее время так хорошо себя вела, что я перестал о ней беспокоиться. Но стоит ей опрокинуть пару рюмок, все идет насмарку. Она уже не отвечает за свои поступки. Становится совсем другой. Ведь когда она трезвая, то не бродит по барам и не ищет там мужиков по ночам!

— О чем ты говоришь, Руди!

— Она мне все рассказала, все, — продолжал Рудольф. — Какой-то вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек подошел к ней, сказал, что у него есть автомобиль, что он знает один очень приятный ночной бар в Каннах, работающий до рассвета. Не хочет ли она прокатиться с ним туда, он ее привезет назад, как только она пожелает…

— Вежливый, умеющий хорошо говорить молодой человек, — повторил за ним Томас, вспоминая этого Дановича, лежащего на цементном полу в этой каморке, с торчащим изо рта с разбитыми зубами молотком. Он фыркнул.

— Могу заверить тебя, что сегодня утром от его вежливости и хороших манер не осталось и следа.

— Когда они приехали в этот бар, в этот вертеп со стриптизом — мне даже трудно представить себе, как Джин могла оказаться в таком мерзком месте, — он сказал, что там слишком шумно, не хочет ли она спуститься с ним в один уютный клуб… ну а остальное ты и сам знаешь… — Рудольф в отчаянии покачал головой.

— Не думай больше об этом, прошу тебя, Руди, — сказал Томас.

— Почему ты не разбудил меня, поехали бы вместе, — жестко, хриплым голосом сказал Рудольф.

— Такие поездки не для тебя, Руди.

— Но ведь я же ее муж, черт возьми!

— Это еще одна причина, почему я не будил тебя, — сказал Томас.

— Но он мог тебя убить?

— Да, в какой-то момент это казалось вполне реальным, — признал Томас.

— Да и ты мог его убить.

— Вот это мне больше всего понравилось той ночью, — сказал Томас. — Я вдруг осознал, что не могу пойти на убийство. Ну, теперь пошли посмотрим, что там делают наши ныряльщики.

Он заковылял по палубе к корме, оставляя своего брата с чувствами собственной вины и искренней благодарности.

VI