Богач и его актер

— Вы, наверное, думаете, что раз я итальянец, то, значит, католик, а если католик, то полный дурак? — ухмыльнулся Россиньоли. — К слову сказать, я всегда критиковал нашу церковь, а церковь, в лице святейшего лично, критиковала меня именно за мою позицию по разводам и бракам. Я сказал «жена» в некотором общем смысле, господин фон Зандов. Женщина. В Библии сказано: «И познал Каин жену свою». Как вы думаете, они ходили для этого в церковь или в мэрию? — И он засмеялся, вращая своими масляными глазами.

Дирку тут же захотелось спросить: «А можно? Можно ей приехать сюда?» Разумеется, Россиньоли сказал бы, что можно. Какой разговор? Многомиллионный бюджет, огромный «Гранд-отель». Богач Якобсен. Конечно, можно.

Дирк подумал: «Боже мой, как бы это было для нее хорошо! Она бы сделала кучу интервью со всеми, кто снимается в фильме, может быть, даже написала бы книгу! Прославилась, разбогатела бы. Какая была бы замечательная семья — знаменитый актер и знаменитая театральная и киношная журналистка!»

Но что-то ему помешало сказать Россиньоли, что у него есть женщина и что он хочет, чтобы она была на съемках с ним рядом.

Этот разговор шел еще до начала съемок. Они только-только поселились в «Гранд-отеле». И еще не все приглашенные приехали. Самое время было устроиться здесь со своей любимой женщиной.

Что же ему помешало? — думал он потом.

Во-первых, его вечная робость. Какой-то страх, боязнь сказать что-то лишнее, из-за чего потом все пойдет кувырком. У него, к сожалению, бывало много таких случаев. Ляпнул что-то не то, попросил то, что не положено, — и тебе дали пинка под зад. И даже того, что тебе по всем законам полагается, не дали, а то и вовсе отняли.

Но главное, как понял Дирк позднее, самое главное и самое подлое было в другом.

Он, конечно, не был ни преуспевающим, ни даже известным актером. Он был вполне, скажем так, нормально устроенным актером нормального театра. Он с тоской представлял себе некролог, который, вполне возможно, написала бы после его смерти именно эта женщина — Лиза, «честная Лиза». Он так ее звал иногда, потому что она предпочитала писать правду об актерах и спектаклях. Наверное, поэтому ее ценили, но не очень-то продвигали. В рекламных штучках она была не мастерица.

Честная Лиза написала бы так:

«Дирк фон Зандов, драматический актер, скончался такого-то числа, такого-то года. Он не имел специального актерского образования, однако был взят в труппу Фрайбургского штадттеатра в пятнадцатилетнем возрасте и, шагая от роли к роли, приобрел мастерство, которое поддерживалось его несомненным природным талантом. Сыграл несколько заметных ролей, среди которых шекспировские Брут и Просперо, Стэнли Ковальски в „Трамвае `Желание`“, Ашенбах в „Смерти в Венеции“ по Томасу Манну (примечательно, что самой первой его ролью был мальчик Тадзио в той же инсценировке). Дирк фон Зандов был крепким кирпичом в здании современного южнонемецкого театра».

Ужас, кошмар и тоска.

Но вот тут что-то забрезжило наконец. Вырваться, выломиться из этой кирпичной стены! С южнонемец-кого уровня шагнуть на уровень европейский, а то и на мировой. Ведь фильм снимался под маркой «Парама-унта», и участвовали в нем люди чуть ли не со всех континентов. Вырваться, оторваться, начать новую жизнь, отряхнуть прах старой жизни со своих ног, чтобы все с чистого листа! Поэтому-то он решил, вернее, не решил, а как-то оно само так получилось, не брать ее с собой в эту новую жизнь. Ему казалось, что Лиза будет тянуть его назад.

Но была и третья, уже чисто мужская, даже, извините за выражение, жеребячья причина. Съемки у Россиньоли, блестящая компания блестящих женщин, широко распахнутая книга приключений — и новые странички донжуанского списка.

Нелишне будет упомянуть следующий печальный факт: когда Дирку исполнилось шестьдесят семь, он все-таки решился написать Лизе во Фрайбург. Представьте себе, она продолжала работать в городской газете.

Он написал ей серьезное, умное и, безусловно, покаянное письмо, в котором описал свою глупую и, в общем-то, несостоявшуюся попытку войти в высшие сферы мирового кинематографа, свою кратковременную и бесплодную славу и быстро растраченные большие деньги (совет, который ему давала актриса в «Гранд-отеле», не пригодился, хотя об этом он в письме не написал). В финале этого длинного покаяния Дирк просил всего лишь о возможности увидеться. О надежде на восстановление отношений он не упомянул. Думал, что она и так все поймет.

Честно говоря, он не ожидал ответа. Он лишь хотел знать, что она прочитала это письмо, и размышлял, существуют ли способы в этом удостовериться. Но ответ пришел довольно скоро. На удивление скоро, словно бы она села его писать в тот самый день, когда получила письмо. Письмо было тоже долгое, тоже очень умное и тоже отчасти покаянное.

Лиза писала, что и она со своей стороны раскаивается, что не настояла на браке или хотя бы на том, чтобы он взял ее с собой на съемки как спутницу, как любовницу, как личную журналистку, как кого хотите.

* * *