Богачи

Когда в конце 55 года Красс отправился на восток, римская элита встретила эту идею прохладно. Ряд ключевых политиков выразил сомнения в военной логике кампании и в ее перспективах. У парфян была выстроена впечатляющая военная машина. Недоброжелатели подозревали, что жажда наживы лишила Красса здравого смысла — и что какими бы великими ни были его амбиции, он не мог сравниться с Помпеем в доблести и умении на поле боя. Помпей, оставив свои дурные предчувствия при себе, сопроводил Красса до ворот Рима.

Однако легенда гласит, что когда он подошел к городским пределам, народный трибун Гай Атей Капитон показался наверху ворот и провел ритуал, который должен был принести Крассу неудачу, — ибо тот попирает честь республики. Согласно Плутарху, Атей «начал изрекать страшные, приводящие в трепет заклятия» в адрес Красса и его кампании[48].

Но Красс, совершенно не смущенный, направил армию в Сирию через Грецию и Малую Азию, прибыв в пункт назначения в середине 54 года. Он планировал победить парфян и аннексировать Месопотамию, что открыло бы доступ к Персидскому заливу и заморским торговым маршрутам. Однако Красс был уже не тот — он не вел военных кампаний целых пятнадцать лет. Его семь легионов состояли в основном из молодых и неопытных солдат, привлеченных мечтой о богатой наживе, и лишь немногие служили Помпею во время его восточных войн. Плутарх рассказывает, как Красс по пути в Сирию проезжал через Галатию (это большая часть территории современной Турции), где старый царь строил новый город. Красс сказал ему: «Царь! В двенадцатом часу начинаешь ты строить». На что царь ответил: «Да и ты, император, как я вижу, не слишком-то рано идешь на парфян»[49].

Добравшись до Сирии, Красс решил вторгнуться на запад Месопотамии вдоль Евфрата, вместо того чтобы пройти через Армению и воспользоваться помощью местного царя Артабаза, который предложил ему свое войско. Поначалу все шло успешно: Красс захватил западную и северную Месопотамию и осадил несколько стратегически важных городов. Затем на зиму он вернулся в Сирию, чтобы дождаться своего сына Публия с тысячей всадников, ветеранов недавних галльских войн Цезаря. Древние и современные историки критикуют Красса за решение отступить, когда удача оказалась на его стороне. Плутарх считал, что он должен был двинуться в Вавилон и Селевкию, города, враждебные к парфянам. Но он остановился и дал врагам время подготовиться. Почему? Из-за жадности. «Обвиняли Красса и за дела его в Сирии, которые подобали скорее дельцу, чем полководцу. Ибо не проверкою своих вооруженных сил занимался он и не упражнением солдат в военных состязаниях, а исчислял доходы с городов и много дней подряд взвешивал и мерил сокровища богини в Иераполе»[50].

Во время кампании часть войск Красса вошла в Маккавейское иудейское царство и разграбила Иерусалимский храм, повторив путь Помпея десятком лет ранее. Красс также конфисковал драгоценности храма Венеры в Иераполе[51]. Пошли ли трофеи на дальнейшее финансирование кампании, обогатили ли лично Красса или попали в карманы солдат, неясно — скорее всего, и то, и другое, и третье.

Военная стратегия Красса пала жертвой не только целой зимы грабежей; когда пришла весна, он, похоже, потерял способность различать, кто приносит ему прибыль, а кто эксплуатирует его самого. Когда Красс снова вошел в Месопотамию, арабский вождь Абгар посоветовал ему атаковать молниеносно и рассказал, что парфянские войска слабы и неорганизованны. Несмотря на свидетельства обратного, Красс поверил этому «лукавому и коварному человеку» — который в действительности состоял на службе у парфян — и по его указаниям двинулся в пустыню, чтобы дать бой врагу[52]. В описании Плутарха Красс в этот период кампании предстает еще более запутавшимся, принимающим решения вопреки разумным советам и фактам и не учитывающим многочисленные недобрые предзнаменования, усеявшие его путь. Рассказ Плутарха переполнен суеверными приметами:

В то время как Красс переправлял свое войско [через Евфрат], много раз прогрохотал небывалой силы гром, частые молнии засверкали навстречу войску, и ветер, сопровождаемый тучами и грозой, налетев на понтонный мост, разрушил и разметал большую его часть. Место, где Красс предполагал разбить лагерь, было дважды поражено молнией. Одна из лошадей полководца в блестящей сбруе увлекла возничего к реке и исчезла под водою. Говорят также, что первый орел, который был поднят, сам собою повернул назад.