Богачи

— Прекрасно! Но меня больше интересуешь ты. Куда ты запропастилась? Такое ощущение, что ты пропадала за железным занавесом! Столько месяцев о тебе ни слуху ни духу!

— Знаю, знаю. Но теперь я вернулась с великолепным саутгемптонским загаром, отдохнувшая и словно заново родившаяся.

— Здорово! Давай встретимся. Что ты делаешь сегодня вечером?

— Ничего, — без малейшего колебания ответила Тиффани.

— Может, поужинаем вместе? Я заеду в восемь, хорошо?

— Отличная идея! — радостно воскликнула она.

Грег повел Тиффани в ресторан «Сарди», полагая, что ей будет приятно провести первый вечер в Нью-Йорке среди людей и в атмосфере, которые составляли основу ее жизни и вдали от чего она провела последнее время. Стоило им занять столик, как стало ясно, что это мнение ошибочно.

Толчея, назойливое жужжание голосов и нестерпимая духота действовали ей на нервы. Официанты, то и дело проносившиеся мимо с подносами, раздражали ее. Тиффани вдруг до смерти захотелось оказаться у себя дома в одиночестве за ужином, заботливо приготовленным Глорией.

Пока Грег заказывал вино и закуски, Тиффани молча разглядывала публику, отыскивая взглядом знакомых.

— Расскажи мне о себе, Грег, — попросила Тиффани, чувствуя, что молчание становится неловким. — Что ты делал все это время?

Грег недоуменно посмотрел на нее, не понимая, почему она вдруг так изменилась: Тиффани, которую он знал столько лет, всегда была жизнерадостной, легкой и приятной в общении; женщина, которая сидела напротив него за столиком, поражала отсутствующим выражением лица и напряженной, искусственной улыбкой.

— Жизнь идет своим чередом, — криво усмехнувшись, ответил Грег. — Дела в последнее время стали попадаться какие-то скучные. В основном разводы и дележ наследства. Работать приходится много, а удовольствия никакого.

— Ты по-прежнему без подружки? — спросила Тиффани, прихлебывая вино, от которого в желудке у нее приятно потеплело.

— Да. Была одна… но, в общем, так, ничего серьезного.

— Ты до сих пор не можешь забыть Морган? — проникновенно посмотрела ему в глаза Тиффани.

По лицу Грега пронеслась едва уловимая тень, которая тут же исчезла. Если бы Тиффани не знала своего приятеля так хорошо, то вряд ли заметила бы ее.

— Наверное, — уныло ответил Грег и, склонившись над тарелкой, стал разрезать бифштекс. — Чем ты предполагаешь теперь заняться, Тифф? — с явным намерением сменить тему разговора спросил Грег.

Тиффани была ему благодарна, поскольку и сама не имела ни малейшего желания говорить о сестре.

Застольная беседа давалась им обоим с трудом. Впервые в жизни Тиффани поймала себя на том, что не находит в себе сил оставаться с Грегом естественной. Помехой этому служила шестимесячная отлучка, проведенная в атмосфере полной секретности. В конце концов Тиффани не выдержала и попросила Грега отвезти ее домой, сославшись на недомогание. У входа в подъезд Грег нежно поцеловал ее в щеку и пожелал доброй ночи.

— Спасибо тебе за прекрасный вечер, Грег, — солгала она. — Давай созвонимся в ближайшее время и пообедаем вместе.

— Я буду рад. Всего хорошего, до встречи, — Грег улыбнулся и ушел, взмахнув на прощание рукой.

Тиффани закрыла за собой дверь на замок и набросила цепочку. Судя по всему, немало пройдет времени, прежде чем ее жизнь снова войдет в привычную колею.

Ребенок плакал. Она склонилась над колыбелью, взяла его на руки и прижала к груди. Жестокие рыдания сотрясали его маленькое тельце, малыш уткнулся личиком в плечо матери. Она ласкала его, стараясь утешить, но ничего не помогало.

Он был голоден. Мать поняла это, так как ее груди напряглись, наполнились молоком. Она развернула головку ребенка к себе и стала расстегивать пуговицы на блузке. Он кричал все сильнее, так что его личико стало багровым, а губы посинели от напряжения. Она прижала его к себе теснее, стараясь вложить сосок в крохотный ротик, но он вывернулся. Чем настойчивей она пыталась накормить его, тем с большим упорством он отказывался от еды. Маленькое тельце извивалось, он упирался ручонками в грудь матери, отталкивал ее и кричал, кричал… В какой-то момент мать не удержала его на руках, и визжащий кулек полетел вниз, в самую пропасть…

Тиффани проснулась от своего крика и ощутила нестерпимую боль в груди. Будильник показывал три часа ночи. Она поднялась, пошла в ванную и приняла снотворное.

— Она помешалась, и ее просто упрятали в клинику — в этом нет ни малейших сомнений, Хант.

— По-моему, это чушь…

— А вот и нет! Вся ее семейка ненормальная. И братец сумасшедший…

— У Закери проблемы с наркотиками. Это не одно и то же, — перебил жену Хант. — Тиффани сроду не жаловалась на подобные недомогания. Кто тебе сказал эту глупость? Вероятно, маникюрша?

Хант был невероятно зол. Джони не в первый раз возвращалась домой с ворохом отвратительных сплетен про Тиффани, которые в большом количестве гуляли по злачным местам Голливуда.