Богами не рождаются

– Не знаю.– В тот вечер в «Желтом псе» Рей пил сильнее, чем всегда, и утратил свою обычную осторожность в словах, толику которой неукоснительно соблюдал даже при общении с ближайшим другом.– Ну не знаю я, кто или что он есть на самом деле. Ты же сам видел не раз – отец всегда носит маску, которой не снимает даже в присутствии братьев в стенах Убежища. Разное говорят. Одни утверждают, будто лицо отца обезображено радиационным дождем (благодаря Рею Алехандро давно уже знал о радиации), или что оно искалечено каким-то чудовищем при экспедиции в Мертвые земли, в которой отец участвовал еще до моего рождения. Или… – Тут Рей наклонился к самому уху виконта и прошептал с пьяным драматизмом: – Якобы отец – не совсем человек! Ведь иногда он изрекает такое, что я готов верить всему, чему угодно,– даже самым бредовым домыслам! Ты помнишь брата Франсиско, старикана-астролога из монастыря Рыжей Ники? Так вот, однажды он признался: когда ему исполнилось десять лет и родители отдали его на воспитание в монастырь, Верховный Навигатор тогда уже выглядел точно таким же пожилым, как сейчас, и точно так же носил свою черную маску. А между тем брат Франсиско – самый старый из известных мне людей…

– И мне… – задумчиво протянул Алехандро, рассеянно водя пальцем по растекающейся на столе пивной луже.

Никто не смог бы обвинить его в том, что он использовал друга для выпытывания ценной информации об Ордене. Но вполне возможно, и так получилось независимо от желания Рея и Алехандро, что подобные разговоры порождали потребность объясниться, а эти беседы, в свою очередь, вели к формированию в сознании Алехандро картины в высшей степени загадочной и интригующей. Но еще большую почву для размышлений доставляло ему сопоставление полученных от Рея сведений и некоторых слов Кардинала, который оставался не только бессменным духовным наставником молодого виконта, но и просто умным человеком, внушающим глубокое уважение обоим друзьям. Уже имея некоторое представление о тайнах, тщательно оберегаемых Орденом, Алехандро совершенно не испытывал того религиозного экстаза, что весьма тщательно и сознательно культивировался в умах простых людей пастырями из монастыря святой Ники.

– Сын мой, запомни,– частенько любил доверительно пооткровенничать со своим воспитанником Кардинал, разомлевший в объятиях удобного кресла в тихий послеобеденный час,– религия подобна отточенному лезвию рапиры в наших умелых руках. Употреби мы ее чуть более неловко – и она превратится в неуклюжую дубину, способную скорее отпугнуть от нас души паствы, чем сдерживать их в благоговейном трепете. Политика и религия – две боевые грани одного обоюдоострого клинка. И если первой стороной ты можешь наносить удары, то второй, почти одновременно с этим, ты способен отражать встречные выпады своего противника.

– Какая же из сторон моего оружия должна стать ведущей? – пытливо поинтересовался Алехандро, не пропустивший ни одного слова из произнесенной Кардиналом речи.

– А это, сын мой, уже и есть высшее искусство боя – уметь своевременно и незаметно поворачивать клинок в руке, преследуя нужные тебе цели,– наставительно пояснил его преосвященство, пристально глядя в карие глаза виконта.– Главное – не запутаться самому и не сбиться с ритма…

– Тогда мой отец чудом держится на троне… – печально признал наследник.– Ибо не преуспел он ни в чем…

– Сын мой! – Его преосвященство явно радовался результатам разговора.– На дворцовой площади каждый день проходят представления театра марионеток. Куклы очень красивы, представление увлекательно, а кукловоды так мастерски исполняют свои роли, что зрители почти готовы верить в непричастность невидимых поводырей к разыгрываемому перед ними спектаклю…

После этого Алехандро еще сильнее заинтересовала таинственная личность Верховного Навигатора.

Ночь, в корне изменившая всю жизнь Алехандро, выдалась на удивление тихой и беззвездной. Большой колокол монастыря Святой Ники пробил час пополуночи, когда измученный бессонницей виконт вышел на эспланаду, широкой лентой опоясывающую дворец на уровне третьего этажа. Весь дворец спал, и только в левом крыле тускло светилось окно матушкиной молельни.

«Опять перед Никой поклоны кладет,– неприязненно подумал его светлость.– Наверняка просит вразумить непутевого сыночка. Чтобы сыночек делами государства вплотную занялся. А это значит,– Алехандро даже пальцы на руке загибать начал,– уроки танцев бери, учения с кирасирами проводи, письма слащавые толстой Сюзетте пиши, к службе два раза в день ходи. Да если бы только матушка знала, какие отнюдь не богословские разговоры ведет его высокопреосвященство Кардинал со своим воспитанником… А вот это, впрочем, уже намного выше примитивного бабского разумения. Эх, женщины…»