Богат и немного женат

– Дожили! Только мать за порог... Он уже овчарню развел! Все! Я сегодня же покупаю обратный билет, и через два дня мы с Машенькой будем дома! – трещала Олимпиада Петровна, не давая Дусе вставить слова. – Даже не так! Это ты сегодня покупаешь нам билет, понятно?!

– Маманя! Но вам еще десять дней отдыхать!

– Как я могу здесь отдыхать, когда у меня дома творится похабство?! Нет, я должна это видеть!

– Подумай о Машеньке! – просил Дуся, но маменька ни о ком думать не собиралась. – Ну хорошо, тебе все равно, о Машеньке ты не думаешь, подумай хотя бы о Леониде Семеновиче, мама! У него вряд ли появится возможность еще раз в этом году вырваться с тобой на отдых!

Трубка замолчала. Маменька думала о Леониде Семеновиче.

– Ну, смотри мне... – для очистки совести проговорила стареющая кокетка. – Я тебя послушаю – еще немного здесь поотдыхаю, но если мне еще раз кто-нибудь позвонит!..

– Маманя, а ты им не верь, – вдруг предложил сын. – Они ж специально хотят, чтобы ты все бросила – жаркое солнце, любимого мужчину – и вернулась сюда, в дождь и слякоть! Они ж тебе завидуют!

– Ты думаешь? – насторожилась матушка.

– Мама! Ну а как же!

– И у вас там в самом деле дождь и слякоть?

– Еще и сплошные штормовые предупреждения и град, – на голубом глазу врал Дуся, вглядываясь в чистое голубое небо и щурясь от солнышка. – Мама, здесь такой холод!

– Ну что ж, пожалуй, я задержусь здесь еще немного, – притворно вздохнула Олимпиада Петровна.

Дуся с облегчением выдохнул.

После разговора с матерью он быстро обежал всю квартиру – Раечки нигде не было.

– Ой, надо же! А мы еще и обиделись! – скривился Дуся и плюхнулся в кресло.

Это даже хорошо, что он станет один доводить следствие до конца – никто под ногами не путается, с мысли не сбивает. А помыслить было о чем.

Теперь Дуся вдруг окончательно сообразил: Урванцев к убийству Иннокентия Глохова не причастен. Да и в самом деле – чего тут думать?! Иннокентия Дуся встретил возле роддома в одних трусах, то есть раздетым, и он сам сказал, что бежал от любовницы. Тогда причем здесь его близкие и родные? И опять же, если от любовницы, то его мог испугать только муж, а Урванцев никому мужем не приходился. Нет, он, судя по его характеру, мог бы погонять молодого Глохова голышом по улицам, мог бы, но только если бы застал Иннокентия с Варькой – похоже, парень всерьез ею бредит. А если бы он застал Глохова с Варькой... то есть с его законной женой... неизвестно, что было бы. Во всяком случае Иннокентий голышом бы не побежал. Нет, это не Урванцев. И не Сэя, и не Викентий. И как он, дурак, до этого раньше не допер? А вот так и не допер! Потому что крутятся тут под ногами все кому не лень, а Дуся потом работать не может! Нет, что ни говори, а надо идти на место преступления... Как-нибудь так незаметненько...

Через час Дуся незаметненько уже крутился возле кустов, которые росли около мусорных бачков роддома, то есть там, где его окликнул Иннокентий.

– Бог в помощь, – наплевав на все «незаметненько» тут же появился возле Дуси Беликов – гроза и начальство всего заведения.

– Ой! Матвей Макарыч! – подпрыгнул от неожиданности Дуся. – А я как раз... вот... к вам...

– Ну и? – заложил руки за спину Беликов. – Что ж ты, мил человек, трубку никак не берешь, директора себе завел финансового! Жалуются на тебя наши сотрудники. Павел вот давеча говорил, что ты ему денег не занял, даже в нашу кассу взаимопомощи собирался обращаться. Меня с креслами надул...

– Да что вы такое говорите! – округлил глаза Дуся. – А зачем я, по-вашему, сейчас пришел?

– А затем, чтобы на работу выйти, а то ведь я уже подумываю тебе прогулы проставить, – качался с пятки на носок Беликов.

– Ну зачем же прогулы? – засуетился Дуся. – Хотите оставить меня на старости лет без пенсии, да? Хотите лишить меня коллектива, да? А я ведь вам что-то принес...

– И что же? Неужели кресло? – вздернул брови Матвей Макарович.

– Ой, ну как же я сам это кресло допру? – засуетился Дуся. – Я вам... я вам денежку притащил. Вот... возьмите, и ни в чем себе не отказывайте. И мне, кстати, тоже. У меня сейчас как раз какие-то головные боли, тошнота...

– Токсикоз... судя по величине живота – двадцать четыре недели... – заученно забубнил главный, но потом опомнился. – М-да уж... будем надеяться, что этот диагноз тебя не коснется. Итак, что же с креслом?

– Вот деньги-то – берите!

Беликов как-то воровато оглянулся, ухватил купюры и быстро засунул их себе в карман брюк, под халат. После этого действия голос его волшебным образом изменился, суровые морщины на лбу разгладились, а взгляд стал теплым, как у родного дедушки.

– А ты чего ж на кухню к девчатам не зайдешь? У нас там сегодня изумительная манная каша, просто изумительная!

– Да не... – поморщился Дуся. – Я как-то манку не очень. Я на обед зайду, вы там гороховый суп не варите?

– Завтра же закажу именно гороховый. А сегодня – уха из консервов. Ну тоже – вкус просто волшебный! Напоминает мне отчего-то вкус жареных каштанов!

И главный завел глаза к небу и медленно пошел к зданию роддома, крепко сжимая через халат подаренные деньги.