Богатая бедная Лиза

Оставив свою верную задрипанную «пятеру» на стоянке у вечно запертого по причине борьбы с терроризмом входа, я зашла в вокзал со стороны перрона и прикинула, насколько тамошний контингент в свидетели годится.

А контингента, как я уже успела вам сообщить, было раз, два и обчелся. Ну, кассирши, само собой, которые, сидя в своих окошках, вряд ли могли что-нибудь видеть, так же как аптекарша в своем киоске в углу. Что до пассажиров — а Лиза пропала незадолго до поезда, только не «Кондратов — Москва», а проходящего — те, разумеется, давно уже уехали. А посему самыми перспективными из потенциальных свидетелей мне показались продавщица газет и буфетчица. Был еще, правда, и милиционер, скучающий у камер хранения, но его я из общего списка вычеркнула сразу и недрогнувшей рукой. Чтобы самой в свидетельницы не загреметь, а то хватит мне уже и Мишки Косоротова.

Потом, сравнив внешние данные буфетчицы и продавщицы газет, неторопливо направилась к первой. Кстати, выбор в ее пользу я сделала, потому что она была упитанной и, хотя и крашенной, но блондинкой, и смотрела на мир жизнерадостными сильно подведенными глазами, а продавщица газет — худой, почти что мумифицированной брюнеткой и вообще головы не поднимала.

И все равно, чтобы не вызывать лишних подозрений, пришлось на определенные жертвы пойти. А конкретно купить в буфете самое дешевое, что там было: твердый, как точильный камень, пирожок с капустой. За целых шесть рублей.

С этого-то все и началось. Потому что, хоть я этот пирожок и в порядке конспирации приобретала, вынести такого откровенного свинства все — равно не смогла и, забраковав качество продукта, сделала попытку всучить его жизнерадостной буфетчице обратно.

Однако та принимать его отказалась. Причем, в самой что ни на есть категорической форме:

Еще чего! Сначала облапала, а теперь возвращает!

— Но он же черствый! — резонно возразила я на это.

— А брать не надо было, никто не заставлял, — не задержалась с ответом труженица прилавка.

— Так вы же меня не предупредили! — я уже вовсю права качала.

— А вы меня, между прочим, и не спрашивали! — пригвоздила меня убийственной логикой крашеная буфетчица, похоже, готовая за свой черствый пирожок до последнего биться.

— Ах, та-ак!.. — со всей дури треснула я пирожком по прилавку, от чего выставленные на нем сверху бутылки с пивом нестройно зазвенели. — Тогда жалобную книгу давайте!

— Щас! Разбежалась! — эта крыса буфетная широко расставила ноги и засучила рукава.

Само собой, у меня возникло острое и почти непреодолимое желание этим самым пирожком в ей-ную ряшку запустить, но я вспомнила, зачем пришла, и буквально в последний момент удержалась. Поэтому разошлись мы с ней вполне интеллигентно. Со словами: «на, подавись!» я швырнула засохший пирожок на прилавок и гордо удалилась, с досадой осознавая, что никакого разговора с этой мымрой у меня уже не получится.

Впрочем, с продавщицей газет у меня тоже ничего не вышло. Как я и предполагала заранее. И это несмотря на то, что я у нее вчерашнюю «Кондрашку» купила. Она, даже не посмотрев на меня, молча сунула мне ее руки и отсчитала сдачу самыми мелкими монетами. Вне всякого сомнения после инцидента с пирожком, я в ее глазах была распоследней скандалисткой, а потому на доверительную беседу не стоило даже и рассчитывать.

Пришлось обратить свой взор на аптекаршу. Может, она все же чего-нибудь и заметила из-за своих пузырьков и облаток. Ладно, так уж и быть разорюсь на аспирин, подумала я и уже сделала было шаг в сторону аптечного киоска, когда у буфета интересная сценка разыгралась.

Сначала откуда-то со стороны туалета появился босой тип в одних трениках. А чуть ли не одновременно с ним с противоположного конца вокзала шикарно одетый, с точки зрения кондра-товской барахолки, толстяк подтянулся. Их встреча состоялась в районе буфета, из которого оскорбленная продавщица засохших пирожков все еще метала в меня разъяренные взгляды. И только завидев толстого пижона, подобрала свой бюст с прилавка и завиляла задом, как дворняга хвостом.

Что касается толстого пижона, то он, притормозив у прилавка, задал буфетчице несколько вопросов. А эта всучившая мне окаменевший пирожок зараза подобострастно перед ним отчиталась. И хотя о чем они говорили, я, к сожалению, не расслышала, нетрудно было догадаться, что он не ассортиментом интересовался. Скорее уж выручкой.

Ну а уже после этого толстяк на босого типа в трениках внимание обратил.

— А, Полсосиски! — заржал он на весь вокзал. Ну-ка, топай сюда!

И босяк безропотно ему подчинился. Подошел на полусогнутых и застыл в ожидании очередных приказаний. И они незамедлительно последовали.

— А ну показывай, что там у тебя! — гаркнул на него шикарный толстяк.

Не говоря ни слова, босяк вывернул карманы треников, из которых на вокзальный пол вывалились мужские часы и… И маленький серебряный кошелек, точно такой же, какой я в видела у Лизы, когда она, доказывая, что не крала денег, вывалила из сумки свои сиротские манатки.

— А ну давай сюда! — скомандовал толстяк.