Богатство кассира Спеванкевича

Немного поразмыслив, он понял: видов на будущее у него нет, что делать — неизвестно. Единственный логически обоснованный и надежный план разрушен глупейшими случайностями. Никакой другой этому плану в подметки не годится, значит, ничего путного в голову все равно не придет, — выходит, он погиб? Ни новых замыслов, ни желаний так и не появилось, даже страха он не испытывал — ничего не ощущал. Нелепо, будто шест, поторчал он с минуту среди ромашек, зевнул несколько раз и, как в самые благополучные свои времена, натянулся за папиросой. Сверхъестественная сила и непостижимое вдохновение, подхватившие его и занесшие сюда, на ржаное поле, внезапно исчезли, и он оказался во власти неведомых страшных событий, надвигающихся неотвратимо, подобно далекой грозе, которая отдавалась гулким эхом в пустоте его черепа. Мрачно и сосредоточенно разглядывал он свой портфель, а потом подумал, не лучше ли бросить его в рожь, пусть там полежит. Нет, тут же возразил он самому себе, это уж совсем глупо. Но что же все-таки с ним делать? Он глянул на разостланное на земле пальто и подивился его большим пуговицам — таких он еще не видел… Да и пальто незнакомое, это не его пальто, чье же оно тогда? Такого во всем банке ни у кого не было…

Спеванкевич нагнулся и стал с подозрением его осматривать. Под воротником фирменный знак с красной вышивкой: «Братья Яблковские»… И перед его глазами встало сразу такое количество летних пальто-регланов, что их хватило бы на целую Варшаву. Да, да, он сам его купил!.. Потом ему представился двор того дома, где помещается банк… Он прошел через боковой проход во дворе — на улице его, несомненно, караулил Янтя. Трагический еврей с ребенком на руках торчал уже в окне «Дешевполя» и мгновенно расшифровал его своим безжизненным неподвижным взглядом. Ступая точно по раскаленным углям, затаив дыхание, скользнул он как тень под окнами «Дармополя», не посмел даже украдкой взглянуть… Дальше — в уличной толпе тень «дядюшки», и тотчас появился лимузин, «дядюшку» очевидно только и ждали, его втихую ударили кулаком между глаз и он осел у подножки… Улицы, улицы, улицы… Суматоха, давка, скопище машин и экипажей, полицейские, бюро «Орбиса»; хорошенькая кассирша, первый класс до Кракова, «Братья Яблковские»! Снова хорошенькая девушка в кассе, Хмельная улица, Главный вокзал… Жарко, душно… Проверка билетов. Тут «дядюшка» хватает его за полу нового пальто. Лоб у него в сизых синяках и шишках, он без шапки, в поту, без дыхания, без голоса и — о счастье! — без билета! Его останавливают и не пускают — толпа, страх, бравые контролеры, крики отчаяния — все остается позади, стихает, теряется без следа.

Ладно. Так. И все же… Как до этого дошло? Как все эго могло случиться?! Неправдоподобие, безумие, нелепость того, что совершилось, росли, росли и выросли в некое чудовищное нагромождение событий, заслонили собой весь мир, все, вплоть до этих розовых тучек на небе.

Спеванкевич раскинул тощие руки, задрал голову и, разинув рот, вытаращив глаза, замер в поле, как пугало, как погрузившийся в нирвану факир, готовый простоять без движения целую вечность.

Но внезапно руки опустились, голова поникла. Спеванкевич пришел в себя и попытался своим слабым умом взвесить безмерное бремя событий. Он знал: никто ему не поможет, даже Господь Бог, если он вообще существует и исполняет роль опекуна неудачников. Воистину, не случалось еще на свете более неудачливого человека, но человек этот был в то же время достойным внимания растратчиком и вместе с тем — можно ли выразиться иначе? — крупным вором. Провидение, этот могущественный источник бодрости и поддержки, не проявит ли оно к нему интереса или, наоборот, примется опекать банк «Детполь», кто знает, может, этим оно сейчас уже и занимается. В лучшем случае будет, пожалуй, соблюдать нейтралитет…

Боже, и как он мог забыть?!

К его бесчисленным бедам прибавилось еще и это несчастье, ко всем страхам еще и этот страх, верней, много новых страхов, подступивших к нему со всех сторон… Да, банк и полиция начнут искать его не раньше чем с завтрашнего утра, но те… Те уже знают!