— Это было бы прекрасно. Спасибо, Пол. Простите меня за этот уик-энд.
Он сказал, что будет с нетерпением ждать вторника. Перед тем, как попрощаться, он попросил передать привет Элану.
Покончив с шампанским, я с помутневшей головой порылась в телефонной книге и позвонила в транспортное агентство «Томас Кук», чтобы осведомиться, когда можно отплыть в Англию.
Следующим утром я отправилась в нью-йоркскую Публичную библиотеку на Сорок второй улице и прочла там кое-что об эпилепсии. Я узнала, что эта болезнь проявляется по-разному, что наследуются не все ее формы, что клеймо предубеждения в отношении нее в большинстве случаев неоправданно и порождается в результате предрассудков и невежества. Я вычитала, что проводятся исследования в поисках лекарства, которое предотвращало бы припадки, и эпилептики могли бы жить нормальной жизнью. Некоторые врачи считают, что наследственная форма этой болезни связана с устойчивым нарушением химического баланса мозга, другие же утверждают, что, когда эпилепсия представляется связанной со стрессом, мозг может быть наследственно слабым местом организма, в результате чего умственный стресс проявляется в виде физической болезни. Бывает, что заболевание на какое-то время исчезает. Эти случаи изучаются врачами. Я читала о видах эпилепсии с коротким и с продолжительным нарушением сознания, и о предвестниках эпилептических припадков, о конвульсиях, провалах памяти и галлюцинациях. Прочла и о том, что пока еще нет лекарств от эпилепсии.
Подавленная прочитанным, я села в поезд и поехала в Грэйт Нек. Четыре дня спустя, во вторник вечером, я снова ждала в «Плаза» Пола.
Он приехал поздно, с букетом гвоздики и с коробкой моего любимого шоколада.
— Как самочувствие? — спросил он, целуя меня.
— Я в порядке.
Он выглядел загорелым, бодрым и молодым. Все время, пока мы обедали, я сравнивала его с тем постаревшим мужчиной, который встретил меня в Нью-Йорке в апреле.
Мы обедали в ресторане «Мэргери» на Парк авеню, там же, где и в первый мой вечер в Нью-Йорке, в том же самом укромном уголке зала, сидя на тех же стульях, обитых розовой и цвета слоновой кости парчой. Как и тогда, заказали фирменное блюдо — морской язык, и я снова восхищалась мягко мерцавшими хрустальными цепочками люстры, казавшейся мне фонтаном, замерзшим в каком-то таинственном зиянии времени.
— Почему вам захотелось сегодня пообедать именно здесь? спросил Пол, когда мы покончили с рыбой.
Взглянув на его бокал, я увидела, что он был пуст. В этот момент вечер принял иной оборот по сравнению с тем, апрельским, и я поняла, что Пол чувствовал мое напряжение и заражался им.
— Я думаю о том, что мне пора возвращаться обратно с обочины времени.
— Но это не значит вернуться назад.
— Нет.
— Видно, что-то произошло, не так ли?
— Да, боюсь, что да. Я решила, что должна вернуться в Англию, Пол. Мне ужасно жаль, но Хэрриет и Седрик, кажется, воюют друг с другом больше, чем всегда, и...
Он прервал меня движением руки.
— Вернемся в «Плаза».
— Я бы охотнее поговорила здесь, Пол.
Он улыбнулся мне такой сверкающей улыбкой, что я не вполне оценила волнение, отразившееся в глубине его глаз.
— Значит, «Плаза» стала таким же запретным местом, как и моя квартира на крыше небоскреба, с потолком работы Анжелики Кауфман! Скажите, вы уже определили день отъезда?
— Да, определила. Я уезжаю завтра. «Мавритания» отплывает в пять часов вечера.
Он помолчал не больше трех секунд, потом пожал плечами и подарил мне еще одну ослепительную беззаботную улыбку.
— Вы оставили мне не слишком много времени, чтобы вас отговорить.
— Я знаю, Пол, мне ужасно жаль уезжать таким образом, но я чувствую, что быстрый отъезд будет менее болезненным.
— Да, конечно. Вы уже упаковали вещи?
— Я упаковала все еще в пятницу, а сегодня утром попросила у Салливэна машину с шофером, чтобы отвезти чемоданы на пристань.
— А что произошло в четверг?
Я пристально посмотрела на Пола. Должно быть, что-то в моем взгляде выдало меня. Так как он машинально потянулся к бутылке шампанского, чтобы снова наполнить свой бокал. Но в ведерке со льдом горлышком вниз торчала пустая бутылка.
Пол раздраженно повел рукой и огляделся в поисках официанта, но передумал и отложил в сторону салфетку.
— Уж если этот вечер повторяет нашу первую встречу в Нью-Йорке, — заметил он с совершенно непринужденной галантностью, — кончим тем, с чего начинали — домом на углу Уиллоу и Уолл-стрит.
Я поняла, что не могу отказаться. Когда мы выходили из ресторана, меня охватила паника.
На этот раз Пол не отослал ни Питерсона, ни шофера, и мы молча поехали в деловой центр города. Мы с Полом сидели на заднем сиденье, в шести дюймах друг от друга. Мне хотелось взять его руку, поговорить с ним, заплакать, но ничего этого я не сделала, ничего не сказала, и глаза мои оставались сухими. Приехав в банк, мы оставили Питерсона в вестибюле в обществе ночного сторожа и пошли через ярко освещенный зал в кабинет Пола.
— Немного бренди, дорогая?
— Спасибо. Мне хотелось бы найти в себе достаточно силы воли, чтобы отказаться. По-моему, пить уже поздновато.