Богатые — такие разные.Том 2

— Первое время Пол чувствовал то же самое, думая о Викки. Но позднее говорил, что Викки придавала какой-то смысл катастрофе его первого брака.

Мы заговорили было о Поле, но скоро перестали. Наши мысли о нем были совершенно одинаковыми.

— Не думаю, чтобы у меня родился сын, — заметил я. — Уверен, что будет дочь. Я никогда не рассказывал вам о том, как мы с Вивьен нередко обсуждали разные имена, и она говорила, что ей больше всего нравилось имя Викки, такое прелестное и необычное?

— Корнелиус…

Она порывисто поднялась на ноги. А я уже давно шагал взад и вперед по комнате.

— У нас обоих с Полом были умные матери и старшие сестры, — заговорил я снова. — У обоих отцы умерли, когда мы были еще детьми. У обоих было трудное, одинокое детство. Обоим пришлось бороться за существование на Уолл-стрит в очень молодом возрасте. Оба потерпели фиаско в первом браке. Сильвия, я начинаю думать, что Пол завещал мне нечто большее, чем свои деньги и свое положение. Мне начинает казаться, что он передал мне всю свою жизнь, чтобы я прожил ее снова.

Она сказала, что это невозможно. Я никогда не слышал, чтобы она говорила с такой силой, и, когда она подошла вплотную ко мне, я понял, что ее спокойствие было нарушено.

— Пол умер, — сказала она. — Его жизнь кончилась, и дверь в нее закрылась. И не пытайтесь открыть эту дверь, Корнелиус. В Поле жили его собственные демоны-искусители, которые умерли вместе с ним. Оставьте их в покое.

— Но такое сходство во всем…

— Это мираж. Иллюзия.

— Но я хочу быть похожим на него.

— Вы такой, какой вы есть. И довольствуйтесь этим.

Она поцеловала меня и притянула к себе. Мы надолго замолчали. Потом она заговорила снова и предложила остановиться у нее, когда я вернусь в Нью-Йорк.

Понимая, что слишком долго злоупотреблял гостеприимством Сэма, я с облегчением принял это предложение, но, вернувшись в сентябре в Нью-Йорк, обнаружил, что не нуждаюсь в чьем-либо гостеприимстве. Мой дом на Пятой авеню был пуст. Вивьен уехала вместе с георгианским серебром, китайским фарфором и со всеми полотнами Ренуара и жила теперь со своими друзьями в Таксидоу-Парке.

Поначалу я очень радовался этому, однако через несколько дней снова задумался над предложением Сильвии поселиться у нее. До того я никогда не жил в своем доме один, и теперь его возненавидел. Громадные комнаты и бесконечные коридоры меня подавляли.

В начале октября я позвонил Сильвии по телефону.

— Корнелиус! — тепло откликнулась она, и голос ее прозвучал так привычно ровно, что было трудно поверить, насколько оживленной была она в Бар Харборе. — Я как раз собиралась вам позвонить! В четверг в моем доме небольшой прием для французского консула и обед — на обед вас не приглашаю, так как уверена, что вы ненавидите званые обеды, но прошу вас быть на приеме. Вам будет полезно выйти из дому, даже если вы пробудете у меня десять минут. Я с ужасом думаю о вашем одиночестве на Пятой авеню.

Мне не хотелось никуда идти, но, в конце концов, не зная, чем заняться, я отправился к Сильвии. К тому же я хотел снова с ней повидаться.

Прием проходил в гостиной, занимавшей весь второй этаж особняка Сильвии, и целая армия безупречных официантов обносила гостей превосходным шампанским, последовавшим за неизбежными коктейлями.

— Сент-Пьер и Микелон! — шепнула Сильвия названия канадских островов, через которые контрабандисты доставляли наилучшие французские вина.

Дополнением к шампанскому служили шедевры живописи, украшавшие стены. Зала кишела дипломатами, аристократическими вдовами и художниками-любителями. К сожалению, тут же толклись и впервые выпущенные в свет девушки с пронзительными взглядами, устремившимися на меня, как только я вошел в гостиную.

Я немного опоздал. Сильвия представила меня какой-то пухлой даме с низким контральто, без умолку рассуждавшей о Вагнере, британскому чайному плантатору, который, захлебываясь, превозносил южноамериканский кофе, а потом ее отвлекли, и я оказался предоставлен сам себе. Не прошло и нескольких секунд, как меня окружили упомянутые девицы на выданье.

— Как дела, Корнелиус?

— Корнелиус, вы помните меня? Лиони, из Тэрри-тауна!

— Корнелиус, сто лет вас не видела!

Какая-то вдова, увешанная бриллиантами, обошла их с фланга:

— Господин Ван Зэйл, я была в отчаянии, услышав о ваших недавних неприятностях…

Пухлое контральто перестало разглагольствовать о «Тангейзере» и навострило уши. Обернулся и кое-кто из остальных гостей. Поискав глазами Сильвию, я увидел, что она беседует со своим почетным гостем, французским консулом. Отказавшись от всякой надежды на бегство, я принялся понемногу отделываться от преследовавших меня девушек.

В дальнем углу гостиной, рядом со столиком, на котором стоял стакан, полный апельсинового сока, спокойно сидела какая-то девушка. Она задумчиво смотрела в окно, и я успел заметить, что на ней было платье для беременных. Я подумал, что единственное, в чем я в моем положении могу не сомневаться, это то, что уж беременная-то женщина не станет пытаться меня соблазнить.