Богатые — такие разные.Том 2

Мы с Алисией пускали в ход все доводы против Фоксуорса, но я понял, что надежды на то, что мы выиграем дело, не было. Кроме того, у меня не проходила тревога, я боялся, что Алисия превратится в истеричку, но, когда прозвучало неизбежное решение судьи, она приняла его спокойно, и я понял, что она на какое-то время примирилась со своей утратой. Алисия была слишком дальновидной, чтобы допустить самообман.

Когда пришло время попрощаться с сыном, она спокойно поцеловала его, сказала, что они скоро увидятся, и попросила его быть хорошим мальчиком. Потом в последний раз крепко обняла сына и ушла. Я подошел к ней, но она лишь сказала:

— Теперь мне нужно побыть одной, — и заперлась в своей комнате.

Она оставалась там двое суток, ни разу не позвав меня к себе. У ее двери регулярно оставляли подносы с едой, по большую часть еды уносили нетронутой.

Я чувствовал себя больным от постоянной тревоги. Я понимал, что она заставляла себя пережить тот факт, что потеряла ребенка из-за меня, и боялась, что не сможет вынести этого лишения. Я чувствовал себя виноватым, считал себя источником ее страданий, моя вина усугублялась тем, что я не проявлял должного внимания к ребенку и втайне радовался, что мне не придется быть в активной роли отчима. Он был темноволосым и темноглазым, как Ралф Фоксуорс, и я не видел в нем ни одной материнской черты.

После двухдневного добровольного заточения Алисии я решил, что она меня оставит, и мое отчаяние было таким безутешным, что я с трудом заставил себя уйти из банка домой. Но, войдя в гостиную, я увидел, что меня ожидал сюрприз. Меня встретила Алисия. На столе стояли два стакана, один с томатным соком, другой с молоком. На Алисии было новое платье, волосы были уложены по-новому, а на ее пальце сверкало обручальное кольцо с бриллиантом, купленное ей мною у «Картье».

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем каждый из нас смог произнести хоть несколько бессвязных фраз. Мы просто сидели, взявшись за руки, но наконец, она сказала:

— Ты был очень, очень добр и терпелив, и проявил такое понимание… Я этого никогда не забуду, никогда. Мне очень жаль, что все было так трудно. — Я поцеловал Алисию и что-то невнятно пробормотал. — Корнелиус, я приняла решение. — Я подумал, что сейчас она объявит мне о своем возвращении к Фоксуорсу. — Не будь таким неразумным, дорогой, — сказала она, увидев мое окаменевшее лицо. — Между нами ничего произойти не может, ты должен это знать твердо. Нет, я просто решила, что второй раз этого испытания не выдержу. Я знаю, что могу оставить ребенка у себя на время, пока буду кормить грудью, но не хочу этого. Я не вынесла бы расставания с ним, когда ему исполнится шесть месяцев и он станет уже маленькой личностью. Это кончилось бы тем, что на меня надели бы смирительную рубашку в Белвью.

— Может быть, мы смогли бы договориться с Ралфом о более длительном сроке.

— Никогда. Он хочет, чтобы ребенок был с ним, и добьется этого. Это будет его расплата со мной за то, что я так вызывающе его оставила на глазах всей публики. — Она молча поднесла дрожавшей рукой спичку к сигарете и добавила холодным голосом, выдававшим ее тревогу: — Я не хочу видеть его, когда он родится. Пусть меня считают матерью, отказавшейся от ребенка. Это для меня единственная возможность.

— Позволь мне повидаться с Ралфом. Я уверен…

— Ты ничего не можешь сделать, Корнелиус. Я думала об этом сорок восемь часов, перебрала все варианты. Мне двадцать лет, я совершила ужаснейшую ошибку в своей личной жизни, и мне осталась одна надежда устоять и принять решения, которые повредят как можно меньше каждому, кого это касается. Моя главная забота не о себе, а о тебе. Я не хочу, чтобы ты оказался погребенным под развалинами моего первого брака. Не хочу, чтобы у тебя случился нервный срыв. Не хочу, чтобы ты втянулся в бесконечные судебные разбирательства с Ралфом. Я уже достаточно навредила твоей карьере, а ты ни разу не упрекнул меня ни единым словом. Ты заслуживаешь большего, чем бесконечные сцены и постоянные тревоги. Я потеряла Себастьяна. Это ужасно, но я должна это принять. Мне предстоит потерять и второго ребенка. Это не менее ужасно, но я должна принять и это. Но я выиграла тебя, а ты для меня самый важный человек на свете, и жить без тебя я не могу. Я представляю наше будущее и знаю, что все будет хорошо, Корнелиус, когда мы поженимся и когда у нас будут собственные дети.

Наши стаканы стояли на столе нетронутыми. Зашел слуга, сказавший, что меня просят к телефону, и тут же вышел.

Позднее, когда я принял душ и Алисия смотрела, как я одевался к обеду, мы занялись планами будущей семейной жизни.

— Я хочу, по меньшей мере, семерых детей, — сказала Алисия. — Мне нравится быть беременной и рожать. Это дает мне ощущение могущества. Порой мне жаль мужчин, которым не суждено этого испытать никогда.

Я улыбнулся ей в зеркало, перед которым завязывал галстук.

— Нам предстоит основать династию! — широко улыбаясь, проговорил я. — Не меньше пяти сыновей…

— Шесть, — сказала она. — На одного больше, чем у Рокфеллеров.