— Пол был, несомненно, сильным человеком, — согласился Стив, — и, несомненно, ему нравилось создавать у всех впечатление, что он крепок, как сталь. Но, Иисусе! Под этой оболочкой, внутри он был мягким, как масло, разве нет? Разумеется, он прятал все это в себе, но если бы только Корнелиус мог видеть его в день убийства…
В палату заглянула дежурная.
— Пора, госпожа Салливэн, — любезно предупредила она.
— Еще пять минут! — взмолился Стив, и она с улыбкой закрыла дверь.
— Стив…
— Да, в то утро он раскис, как кисель, говорил, что все бросит и поедет вслед за тобой в Англию. Мужчина уже в летах, погнавшийся за девушкой вдвое моложе себя, — прости, дорогая, но именно так я представлял себе все это в то время! И когда я подумал об этой его внутренней борьбе, я решил убедить его воздержаться от передачи тебе того последнего письма, которое он написал…
По мере того как в моем воображении и так, и сяк поворачивался напоминавший сложную головоломку образ Корнелиуса, я видела, как во мраке мягко проступали отсутствовавшие ранее детали.
— Этого письма так и не нашли, не правда ли? — спросила я.
— Да, мы знали, что Пол должен был спрятать его перед смертью и что Мейерс сжег папку с его личной перепиской.
— Стив, этого-то мы как раз и не знаем. А что, если Корнелиус прочел это письмо и понял, что его тотемный столб был обманом?
— Это, конечно, могло бы объяснить несоответствие между тем, что я помню, и картиной, нарисованной тебе Сэмом. Но, Дайана, совершенно исключено, чтобы Корнелиус мог увидеть это письмо. Он даже еще не начал работать в банке «Ван Зэйл», когда был убит Барт Мейерс, и, значит, он никак не мог видеть эту папку.
— Если только она не уцелела, — по моему телу пробежала дрожь, — эта папка с документом о праве собственности на Мэллингхэм, Стив…
Он вскочил с кровати, обнял меня и прижал к себе.
— Успокойся, дорогая. Я знаю, тебя постоянно терзают кошмары в связи с этим проклятым документом, но послушай меня. Если бы эта папка уцелела, я бы давно ее нашел… но если бы я ее каким-то образом не заметил и ее нашел бы Корнелиус, он не мог бы наткнуться на эту бумагу. Никто из нас не знал наверняка, что она в папке, и это лишь подтверждает, что ее могло там не быть. Подумай хоть минуту: неужели ты можешь серьезно предположить, чтобы Корнелиус, получив в свои руки такое оружие, спрятал бы его в тайник, как реликвию, вместе с коллекцией женского белья? Нет, он давно бы уже хватил им нас по голове.
Долгое молчание предшествовало моим тихим словам:
— Да, боюсь, что это такой вопрос, на который нет ответа. Должно быть, ты прав.
— И, разумеется, прав. Если бы ты бросила меня и уехала в Нью-Йорк, Корнелиус измыслил бы дюжину различных способов прибрать тебя к рукам — во всех смыслах этого слова, — но у него нет никакой возможности когда-нибудь отнять у тебя твой дом.
Я стала чувствовать себя лучше. Когда снова пришла дежурная, чтобы выпроводить меня из палаты, я нашла в себе силы спокойно попрощаться со Стивом, и, хотя пообещала прийти к нему опять, он сам попросил меня больше не приезжать.
— От Сэма вполне можно ожидать, что он будет тайно следить за тобой, — сказал он, хотя я и не рассказала ему про историю с «фордом». — Не оставляй ему никаких шансов, Дайана.
Я пообещала писать каждый день. Из лечебницы отправилась домой, и со мной туда же вернулись мысли о Корнелиусе. Его тень плавала на поверхности моего сознания, как масляное пятно на воде. У меня было такое чувство, словно я заболевала смертельной болезнью. На короткое время я забывала о нем, но потом снова чувствовала, как это постоянное отвратительное давление на мою память становилось все сильнее. Я стала думать о том, что мы должны встретиться. Вряд ли действительность оказалась бы более угнетающей, чем судорожные всплески моего воображения.
Я часто думала и о Сэме Келлере, и с интересом читала донесения своего детектива. Сэм был все время занят делами. Он ежедневно приходил на Милк-стрит, уик-энды проводил за городом у своих клиентов, а вечерами тратил много времени на обеды с какой-то американской актрисой, с которой, как говорили, познакомился в Нью-Йорке. Он никогда не напивался и не терял голову. В личной жизни он проявлял осмотрительность, а в делах был безупречен, и, по мере того, как сворачивались дела представительства банка «Ван Зэйл» в Лондоне, я неизменно получала точные и содержательные отчеты о его очаровании и хороших манерах.
«Образцовый протеже Ван Зэйла», — писала я в одном из своих ежедневных писем Стиву.
Я несколько раз замечала маленький «форд», но поскольку больше не ездила в Хэмпстед, его водитель сэкономил много горючего. Мой шофер Джонсон проявлял слишком уж большой интерес к этой ситуации, и мне пришлось несколько раз резко напомнить ему, что это его не касается.