Богатые — такие разные. Том 2

Я спрашивал себя, должен ли я что-то предпринять в отношении Грэга, но, в конце концов, решил, что могу позволить себе оставить его в покое. При всем его везении, тс, кто платил ему, рано или поздно уничтожили бы его, но, уцелев, думал я, он не осмелится и дальше наживать капитал на этом убийстве. Он не знал, до чего докопалась полиция при расследовании последней бойни на Уолл-стрит, и не будет рисковать, опасаясь ареста. Его могут считать сообщником убийства Пола, учитывая его прежние связи с О'Рейли. Грэг не был гением, но ему хватит хитрости, чтобы залечь на дно и держать язык за зубами.

«Может быть, Грэг найдет себе какой-нибудь другой источник наживы!» — заметил мой брат Мэтт, и я про себя подумал, что такое вполне возможно. Плуты, подобные Грэгу Да Косте, всегда каким-то образом удерживаются на плаву.

С братьями у меня проблем не было. Они по-прежнему были уверены в том, что заговор финансировало какое-то иностранное правительство, и поэтому не видели причин предполагать прятавшегося за спиной О'Рейли еще одного заговорщика. Фактически уже через месяц после похорон, когда улеглись страсти и я уже осмеливался думать, что выжил в своей самоубийственной игре, я сообразил, что всю правду знали из оставшихся в живых только четверо. Ни Элизабет, ни я не заговорим, но Сэм и Корнелиус внушали мне беспокойство.

Найдя предлог, я отправился в дом Ван Зэйлов на Пятой авеню, чтобы внушить им версию, предназначенную для прессы, полиции и партнеров, и они торжественно поклялись мне, что будут держать язык за зубами и всегда будут меня поддерживать. Позднее я взял у них запись и уничтожил ее. Теоретически я мог бы теперь расслабиться, но меня не покидало беспокойство. Я боялся, что мальчики могут вести себя неосторожно. Мне даже приснился кошмар, будто они перепили на какой-то вечеринке и рассказали обо всем во всеуслышание. Парни, едва достигшие двадцати одного года, всегда считают себя очень опытными, но, как известно любому моему ровеснику, нет никого опаснее молодого человека, который считает, что ему море по колено.

Я решил было поговорить с ними снова, но почему-то — может быть, от нежелания восстанавливать в памяти события того вечера — отказался от этой мысли, и в конце концов, не я пришел к Корнелиусу, зато Корнелиус явился ко мне.

Он выждал шесть месяцев, и после того, как предоставил мне достаточно случаев наблюдать, как по-кошачьи мягко ступал он по дороге через хаос, я перехватил новое выражение этого маленького шельмеца, так умно рассуждавшего когда-то о распятии на кресте. Под этими девичьими золотистыми волосами, за этими лучистыми серыми глазами скрывался острый, как мачете, ум и стальные нервы, готовые к борьбе.

Я часто думаю, как это я наделал столько ошибок с Корнелиусом. Мало того, что он выглядел не самым крепким парнем в городе, я еще подозревал его и в гомосексуализме, но, Боже, какое это было заблуждение! Гомосексуалисты могут быть крепкими бизнесменами, как много раз уверял меня Пол, и я всегда боялся их недооценить. Думаю, это опасение возникло потому, что я не мог поверить, на самом ли деле он человек Пола. Мне смутно казалось, что Пол сделал этого мальчика своим наследником только с целью доставить удовольствие Милдред.

Мне следовало с самого начала понять, что он представлял собою то самое сентиментальное дерьмо, которого Пол всегда боялся как чумы.

Корнелиус постучался в мою дверь в последнюю пятницу перед Рождеством и робко попросил аудиенции. В его золотистой шевелюре играл луч зимнего солнца.

— Входите, пожалуйста, — приветливо пригласил я. — Вы пришли пожелать мне счастливого Рождества? Я догадываюсь, что вы спешите на поезд в Цинциннати?

— Не совсем так. — Он закрыл дверь и словно проскользил к моему столу. — Можно присесть?

— Разумеется. Есть проблемы?

— Никаких проблем, — отозвался Корнелиус, являвший собой невинность херувима. — Просто, как мне кажется, сегодня подходящий момент сказать вам, что в новом году я хотел бы стать равным партнером, со всеми его правами. Я думаю, что пришло время привести в большее соответствие мое влияние в фирме с моей долей в ее капитале.

«Этот мальчуган просто тронулся!», — сказал я себе, стараясь не расхохотаться громко ему в лицо.

— Сынок, — снисходительно начал я, — вы работаете неплохо, но слыханное ли дело — полноправный партнер в таком банке, как «Ван Зэйл», не достигши двадцати одного года?

— С помощью Сэма, уверен, я смогу выполнять более ответственную работу.

Его настойчивость стала мне надоедать. Внезапно он перестал казаться мне смешным.

— Корнелиус, — резко сказал я, — мы постоянно имеем дело с клиентами среднего возраста, которые никогда не согласятся с тем, чтобы их дела вел какой-то мальчик. Я ценю вас как способного и работящего парня, но в данном случае, исходя из интересов фирмы, я вынужден вам отказать.

— Прошу прощения, — совершенно шелковым голосом заговорил Корнелиус, — но не думаю, чтобы вы могли позволить себе это сделать.

— Если вы имеете в виду свой капитал…