Богатые тоже скачут, или Где спит совесть

После этого, как я подписала три экземпляра на каждой станице, мы провели торжественную сдачу моего меча в хранилище, и я снова чего-то подписывала. Рука бойца колоть устала… если перефразировать Лермонтова.

В конце концов меня лишили остальной положенной карающему ангелу символики и отправили пешим вежливым маршрутом к мужу на исправительные работы. Так и сказали благостные наставники, выпинывая из небесного офиса:

— Ступай, удовлетворяй и исправляй!

Все же богат и могуч ангельский язык, особенно если в наличии еще и знания остальных лингвистических тонкостей. Я с трудом сдержала громкий облегченный вздох и выпорхнула наружу.

За дверью моя персона попала в объятия празднично расфуфыренной в бархат и шелка Вемули, которая радостно заорала:

— Привет, мученица! Тебя там все уже ждут!

Меня действительно ждали. В частности Сашиэль, ласково потрепавший меня по волосам и прижавший к груди. Впрочем, брат сразу ушел, поцеловав меня в макушку и подарив свое благословение. Вемуля с символической бутылкой «Метаксы» и соленым огурцом под майонезом, как последним образчиком ее кулинарии. Миокомсат с набором на случай отсутствия семейной жизни. Все стыдливо покраснели, но тем не менее подарили. Не пропадать же добру. И… Аластор. С шампанским и розами. От него я получила щипок за задницу и глубокий похотливый взгляд в декольте.

— Привет, птичка моя ощипанная! — радостно гавкнул демон, дружелюбно помахивая хвостиком. — Давай вздрогнем, — продемонстрировал бутылку литра на два, — а то пока твоих подруг на гадости уговоришь — поседеешь! — И показал мне свою кудрявую смоляную шевелюру без единого седого волоса.

— Мм… Что ты имеешь в виду насчет гадостей? — озадачилась я, отпихиваясь от дьявольски приставучей пиявки Аластора.

— Ну это мы на тебя накляузничали, — покаялась Вемуля, лукаво опустив глаза. — И потребовали, чтобы тебе вынесли самое строгое наказание из существующих — смертную жизнь. Надеюсь, ты не очень сердишься?..

— Давайте выпьем, — согласилась я, обнимая подруг. Славные мои, любимые… Что бы я без них делала?..

И мы испили амброзии. И еще выпили. А потом я ничего не помню…

Сейчас я сидела в неизвестной комнате на космодроме… кровати и одним глазом рассматривала — где я. Оказалось, вокруг что-то похожее на обычную зону обитания на вилле Никоса, только мне на сей раз не досталось амуров. Зажали, сволочи!

Когда сползала с кровати, зашуршало мое одеяние. Я присмотрелась, подошла к зеркалу — и озверела:

— Убью тебя, Аластор! На фиг!

Только его извращенная фантазия могла придумать подобное. Нет, вы только подумайте! Атласный костюм зайчика из «Плейбоя»… с хвостиком. Розовый, в перьях и стразах. С надписью на шортиках: «Зай-зай-зай, поскорее сюда заезжай!»

Схватилась за голову и стянула с себя заячьи ушки. Покрутила в руках, шмякнула об стену и… созрела к смертоубийству с отягчающими!

Я щас кому-то там та-ак заеду!!! Во все места… причем карьерным самосвалом. Ему адская кипящая смола жвачкой после того покажется. Кленовым сиропом с блинчиками. Вот вспомню свои прежние навыки, честно войду в долю с совестью и…

— Ну все! — Вылетела в коридор и уткнулась носом в красивый плакат, украшенный голубками, похожими на загнувшихся от старости чахоточных куриц, кривыми бубликообразными сердечками и параллелепипедными обручальными кольцами. Плакат венчала надпись: «Удовлетвори инстинкты! Поимей ближнего своего!»

Р-р-р!!! Убью одного рогатого извращенца! Три раза. А потом попрошу Вемулю с Миокомсат мучительно оживить — и опять убью.

А по стенам взгляд выхватывал символические изображения ЭТОГО и ТОГО САМОГО, взятые из разных культур у различных народов.

Аластор!!! Я включаю инстинкты и буду тебя иметь!!! Тебе не жить, козлик мохноногий!!!

Озверение сменилось берсеркерством, и я была готова и иметь, и не иметь! В любом порядке. Главное, чтобы успеть повыдергать чьи-то рога, копыта и хвост и сдать на переработку.

Бум! Бум! Бум! — в полном согласии со мной надрывался по соседству кто-то из явно уставших жить. Потому что не ожидал встретиться с разжалованным ангелом, первый раз в жизни мучившимся похмельным синдромом.

Я пошла на звук и по стрелкам: «ТУДА! И будет тебе много счастья, если выживешь!» Держась за стену и за голову, мучительно вспоминала любые приличные слова, чтобы сначала вежливо попросить не шуметь. Ага. Перед смертью.

Нужная мне дверь, за которой раздавались глухие звуки ударов, оказалась предусмотрительно помечена оранжевыми стрелками, неоновыми огнями и бело-алыми ленточками и заложена снаружи во-от такенным засовом.

— Точно, наверное, много счастья перепало кому-то! — пробормотала я, сдвигая железяку и приоткрывая дверь. — Если так стерегут!

В разоренной комнате находился… Никос. В дурацкой набедренной повязке набекрень, потный, багровый, в пуху от разорванных подушек, весьма разъяренный и… горячо любимый.