Богатым быть не вредно

– Понима-ашь, Вася, за правду и добро бьют, за неправду и обман – тоже. Я решил объявить войну! Да! С сегодняшнего дня, вот с этой минуты, я объявляю войну всем жуликам, взяточникам, ворам и прочей дряни и сволочи!

– Пошли домой, – Курочкин сочувствующе похлопал товарища по плечу. – Я твой заказ оплатил, на улице нас ждет машина.

– Зачем? Неужели ты не видишь, что я за него заплатил сполна! – Кукушкин был обижен на весь мир.

– Ладно, поребячились мы с тобой, теперь поехали…

– Ведь я же проводил эксперимент, понимаешь ты или нет. Экспе-ри-мент!

– Какой еще эксперимент?

– Обыкновенный. Я изучал уровни человеческой жадности!

– Вот что, экспериментатор, – Курочкин повесил на плечи Кукушкина пиджак и медленно повел его к выходу, – еще один такой эксперимент, и тебя не соберет даже самый лучший часовой мастер.

Сегодня Кукушкин уже не сможет успокоиться. Ни в такси, ни у себя дома. И напрасными были старания Курочкина уложить его в постель. А когда Кукушкин еще узнал, что ему необходимо срочно позвонить Хитроумову и сообщить телефон Люси, он вообще пришел в ярость:

– Что ты наделал, кретин! Да тебя убить мало! – он схватил Курочкина за воротник и оттолкнул от себя с такой силой, что тому ничего не оставалось, как свалиться на пол. – Ты же меня разоблачил, подлец!

Курочкин несколько секунд лежал и не шевелился. Ударившись головой обо что-то твердое, он потерял сознание. Но разъяренный Кукушкин на него не обращал внимания.

– Человечество веками борется со взяточниками, ворами и жуликами и никак не искоренит это зло, – Вася ходил по комнате и нервно размахивал руками. – Только у меня есть действенное средство! Я, я, я и только я! Только мне дано самой судьбой право поставить их на колени! Слышишь меня, червяк, тебе повезло, как никому на этой грешной земле, что ты знал самого Кукушкина.

Курочкин не поднимался, и Кукушкин наконец встревожился. Он принес стакан воды и вылил на его лицо. Когда гость открыл глаза, хозяин с облегчением вздохнул и потухшим голосом сказал:

– Вставай, не придуривайся. Меня в туалете двое так молотили полчаса, и – ничего…

– Каждому свое, – простонал Курочкин.

Кукушкин помог ему сесть в кресло. Чтобы как-то сгладить свой поступок, решил позвонить домой Хитроумову. Из трубки послышалось, как Всеволод Львович в гневе с кем-то разговаривал:

– …Распустился народ, дальше некуда! Ишь, клиент недоволен, что в ресторане нет нормальной колбасы. А если ее нет даже в магазинах! Может, икру ему еще подавай ложками?! А кильку в томате не хочешь? Жуй ставриду в масле и благодари Бога, что это еще есть. Ишь, жалобы он пишет…

– Алло, алло, Всеволод Львович! Всеволод Львович!

– Слушаю вас, – наконец ответил Хитроумов Кукушкину.

– Здравствуйте. Это я, Василий Васильевич.

– Ага, вы уже пришли в чувство? Вы не забыли, о чем я вас просил?

– Не забыл, но и помочь ничем пока не могу.

– Василий Васильевич, что-то я ничего не пойму. Это вы или не вы?

– Да я это, я, Всеволод Львович! – Вася немного повысил тон.

– А почему у вас какой-то другой голос? И почему вы на меня кричите? Учтите, Василий Васильевич, со мной шутки плохи. Не дай Бог, выяснится, что вы со мной играете в кошки-мышки…

– Всеволод Львович, ну не могу я найти этот проклятый телефон! Хоть убейте, я же его из себя не сделаю, – Кукушкин удачно разыграл огорчение.

– Ладно, слушайте меня внимательно. С завтрашнего дня вы мне будете нужны каждое утро с девяти до половины двенадцатого. Жду вас. До завтра!

Курочкин попросил воды. Кукушкин почувствовал, что и ему захотелось пить.

Глава 14

Уже третьи сутки Фердинанд Калистратович не мог подняться с постели – паралич его не отпускал. Он запретил Люсе сообщать кому-нибудь о том, где он и что с ним случилось. В ход пошли угрозы и обещания озолотить. Но Люся жила сейчас только одним желанием: быстрее избавиться от старикашки. Третьи сутки ей показались каторжными. Она ухаживала за Клопом, как за маленьким больным ребенком, и ругала Кукушкина на чем свет стоит.

Утром Вася ей позвонил:

– Здравствуй, Люсенька! Привет тебе от голубоглазого Василечка.

– А, это ты! – она была в отчаянии. – Как же я тебя сразу не узнала под гримом! Чтоб ты сдох, чтоб тебя парализовало прямо на унитазе, чтоб тебе…

– Люсенька, разве ты не благодарна? – удивился Вася. – Подбросил такого богатого фраера…

– Слушай, я тебя умоляю, – заплакала она. – Я тебе заплачу в десять, в пятнадцать раз больше, только, пожалуйста, забери его! Слышишь, забери! Или я его выброшу с девятого этажа!

– А в чем дело? Треснула любовь, испарились деньги?

Люся еще долго ругалась сквозь слезы. Затем высморкалась в подол итальянского велюрового халата и заговорила дипломатичным голосом:

– Василечек, мой ты цветочек, я тебе заплачу штраф любой валютой: долларами, франками, фунтами, только выручай.

– Люсенька, да в чем дело?

– Понимаешь, эту жирную свинью с перепуга парализовало. Я кормлю ее из ложечки, утку подставляю, чтобы мне не провоняла всю квартиру…