Богатырь

И тут вспомнилось: а ведь и батя в такой же беде был. Когда его, израненного, с Хортицы привезли. Шевельнуться не мог. Рёрех сказывал: другой бы умер, а батя – удержался. Считай, из-за Кромки его вытянули. Да разве вытянешь того, кто сам не тянется? Зубами, если больше нечем…

Вот и Илья сцепил зубы и толкнулся костылями от крыльца…

Так и грохнулся бы головой вниз, кабы батя не подхватил, не выправил. Ходунцы ударили в землю, заскрипели, но не сломались. Илья тоже заскрипел. Зубами. Потому что боль спину рванула – как в худшие времена. Илья еле крик сдержал, сжался весь… Ну, как не отпустит теперь?

Отпустило.

Батя тоже вздохнул облегченно: угадал, что полегчало.

– Что ж ты так неосторожно, парень? На руки вес принимать надо, понял? И спину упражнять, чтоб сила вернулась. Тебе теперь много силы понадобится. В руках, в спине, в животе, чтоб ноги тебе заменить.

– Я буду, батя, – пообещал Илья. – Буду упражнять. Научи как.

– Да уж научу, – проворчал Сергей Иванович, стараясь не показать, как всё внутри ликует: вытащил парня из депрессии. А ведь и не сложно было. Такому только цель покажи – попрет, не остановишь.

– Давай, не стой. Замерзнешь с непривычки.

И то верно. Илья – в одной рубахе, а лето давно кончилось. В прежние времена Сергей Иванович не побеспокоился бы: закалка у гридней – на высшем уровне. Но нынче такой уверенности нет. Ослабел парнишка.

Дважды повторять не пришлось. Илья толкнулся и запрыгал по двору. Неловко, но энергично.

Ему уступали дорогу, но помочь не пытались. Кто-то здоровался, Илья отвечал не задумываясь.

Духарев шел позади. Илья его не видел, но знал: тут. Если надо, поможет, поддержит. Если надо.

Конюшня.

Внутри – тоже суета. Запах такой знакомый, даже голова закружилась. И…

– Голубь! – Илья прижался щекой. – Голубь…

Как же он мог забыть о друге?

– Он в порядке, – негромко произнес за спиной отец.

Илья и сам видел, что жеребец здоров, силен и ухожен. Это Илья о нем забыл, а отец – нет. Он ничего не забывает, батя.

На глаза навернулись слезы. Нет, он не сдастся. Не опозорит род свой. Никогда.

«Бедный ты мой», – думал Сергей Духарев, глядя на сына, обнимающего коня, на котором ему никогда не скакать. Хотя…

Почему – никогда? Можно же и тут что-то придумать. Такой же каркас вместо седла… Не можно – нужно!

– Пойдем, Илья, – сказал он, кладя руку на согнутую спину Ильи. – Делом займемся. Хватит тебе дохлым червяком валяться. Пора снова стать сильным.

Показать плотникам, что именно требуется, оказалось несложно. А вот придумать полный тренажерный комплекс – это да. Хотя для начала Сергей Иванович ограничился несколькими перекладинами для подтягивания-отжимания и подобием штанги – для жима лежа. Все упражнения Илья мог делать, не вставая с кровати. Еще – ремень, чтобы застегивать поперек бедер: качать пресс и спину. Пока довольно. Об остальном надо будет со Сладой посоветоваться: не повредить бы.

Собрали всё к вечеру. Духарев самолично показал, как подтягиваться, качать пресс, как отжиматься на брусьях, закрепленных в углу. К брусьям Илью должны были приносить, но это – поначалу. Потом Илья должен был «подходить» к ним сам. С помощью ходунков, разумеется. Ответственным за лечебную физкультуру назначил Яроша. Если сам занят будет, подыщет толкового холопа.

Отдельно Духарев потолковал с девкой, которая делала Илье массаж и помогала во всяких естественных надобностях. Особо наказал следить, чтоб не было потертостей и ссадин на парализованных частях тела. Впрочем, она бы и без указаний Сергея Ивановича обошлась. Слада проинструктировала ее подробнейшим образом и всей необходимой фармакологией снабдила.

Глава 2

Моров. Илья Годун, безногий воин

Боль – это хорошо. Матушка сказала: «Заболит внизу – Богу свечку поставь, – это он ноги тебе возвращает».

Болели не ноги. Ног по-прежнему не было – видимость одна. Болели плечи, спина, живот. Боль – радовала. «Боль – спутник воина, Годун!» Так Рёрех говорил. И лупил Илью беспощадно. Сейчас у Ильи болело так же, как в прежние времена. Правильно болело. Добрая боль. Она хороша. А раньше боль злая была. Хуже пытки.

Боль – маковый отвар – забытье – боль – отвар…

Потом просто боль – без спасительного забвенья. Так решила матушка Сладислава. «Нельзя. Привыкнешь – и мак сделает тебя слабым. Терпи!»

Что-что, а терпеть Илья умел. Было бы ради чего.

Теперь – было. Род не посрамить!

Илья принял рушник из рук девки, обтер лицо. Вернув, поймал девкин взгляд: другой, не тот, что пять седьмиц назад, когда лежал Илья влежку, не в силах даже малую нужду сам справить. Другой взгляд. Так на него девки смотрели прежде, до роковой стрелы, обратившей княжьего гридня в калеку.

Илья усмехнулся. Зря смотрит. Нет в нем ныне мужской силы.

Но все равно приятно.

Илья вдел руки в ременные петли, подтянулся раз-другой… Ноги по-прежнему висели, будто мертвый груз, но зато всё остальное вновь налилось силой. Настоящей, воинской. Теперь Илья может и лук натянуть, а то и на коня сесть…

Нет, на коня не сможет. Всаднику ноги нужны не меньше, чем пешцу.