Та же молния, словно фотограф, обрисовала летящую фигуру в воздухе, полном застывших стеклянных прочерков, – еще одна! Размах острых крыл, стелящийся по ветру шлейф золотых волос, развевающаяся рубаха…
На полпути к тропе он встретил Илияну, спешно ковылявшую с клюкой – сгорбленная ворожея шла одна, без внучки, обычно сопровождавшей старуху.
– Что, юнак, выгнали?.. – оскалила она редкие зубы. – Ходи далеко! Ноги длинные, грудь широка – как олень скачи. Сегодня мой день ворота отворять. Видишь? Ждут меня, хором зовут. Куда им без старухи-повитухи? Я коряга от земли, они цветы от ветра и росы…
И, удаляясь, с одышкой сипло запела, качая головой:
Оскальзываясь на камнях, цепляясь за колючки шиповника и держидерева, пробирался Григор во тьме вверх по тропе, а в голове вертелось одно: «Все ли хорошо выйдет?.. Она сказала – мальчик. А какие ноги будут у него?..»
Своих ног он почти не чуял, когда сошел с гор в долину. Да и не думал – как идет, куда идет. Мелькнуло, что надо бы в церковь свернуть, но его вело напрямую к Меане. Туда он добрался часа через три после ухода с озера – скорее, чем днем, будто слова Илияны сил и быстроты придали. Лишь на пороге домика, который Пьетро гордо называл «особняком», Григор понял, что насквозь промок и продрог. Когда он ступил внутрь, от его плаща шел пар.
Как полагается, за рождественским столом было оставлено незанятое место. А уж компания у Пьетро собралась!.. Монастырский приор, синие монахи, мужчины и парни (иные открыто с патронташами), девицы, вдовицы, пара монашек-микеток – румяных от вина, но строгих на вид. Блюдо с пророщенной пшеницей, яслицы с глиняными фигурками в виде Младенца, Иосифа, ангелов – все по обычаям.
Пьетро, веселый и щедрый хозяин, сидел во главе стола – праздничный король в бумажной короне, с жезлом. На стене над ним висела рогатая маска в пышной клокастой шерсти – еще недавно он в ней, со свитой косматых, обходил соседние деревни, пугал непослушных детей… или предателей? Всем досталось – кому розгой, кому ствол из-под полы показали – берегись, не зарывайся.
– Виват Авету! – встал Пьетро, салютуя ему полным стаканом. – Силы в крылья, огня в мотор, детей в дом! Эй, девицы – мяса на стол, звезда взошла!
Все радостно загудели – первым на порог ступил черноволосый, это к большой удаче.
Раздав рукопожатия, приняв благословения, Григор сел с хозяином, хватил ракии, но не заметил ни вкуса, ни крепости. В углу свистел и пищал радиоприемник; парни крутили верньер, пытаясь уловить голос или музыку сквозь грозовые разряды.
– Рожает, – коротко и тихо молвил он в ответ на дядюшкин взгляд.
Как истый халдей, Пьетро во всем видел предзнаменования и знаки:
– Что со среды на четверг – пустяки. Солнцестояние! Да в дождь!.. Твой парень счастье принесет, он духовидец будет. И от матери ему дары положены.
– Вот я и думаю – чьи ему ноги достанутся?..
– Выброси из головы. Ты в ней любишь душу, а не ноги. Все, что от милой, – в радость. Тс-с-с! – вдруг поднялся он, вслушиваясь с закрытыми глазами. – Эй, приглушите радио!.. Выключите совсем!
Пирующие замерли. Скрип скамьи под кем-то прозвучал как громкий скрежет. В тишине властель слепо водил головой, улавливая нечто, лишь ему одному ведомое.
– Налить всем по полной, – очнулся Пьетро. – Идем наружу, это надо пить под небом. Вилич родился!
Восторженный рев сотряс стены и потолок домика. Тотчас откуда-то появились карабины, пистолеты-пулеметы, защелкали затворы. Григор, еще не способный осознать, что стал отцом, видел, как молоденькая микетка умело вставляет магазин в «беретту» M38. Все высыпали под дождь, и грохот беспорядочной пальбы заглушил шелест ливня.
– Наша земля! Вся земля наша!
– Пей, Водина! Гуляй, Морея!
– Видишь, – Пьетро обнял Григора за плечо, – все одно к одному. Сила к силе; к племяннику – внучатый. Одним корнем у гор стало больше, одним ручьем у озера. Иди к Дайре, ты ей нужен сейчас. Иди, не боясь, как взлетаешь.
Надолго стал пропадать Авет с небес Ядрана. Кому полагалось знать, те знали – у Призрака прибавление в семействе. Даже отчаянному гайдуку настает время голубить милу, одарившую его сыном, и радоваться, любуясь наследником. Станешь ли в такую пору сетовать, что Авет реже вылетает? Всем ведомо – когда придет час нанести удар, над Водиной мелькнет в сумраке тень гидроплана – и горе врагам!
За зимними дождями, за весенними туманами в горах Мореи собирались юнаки, укрепляли базы, копили оружие, следили из потайных гнезд за веницами. Те уже не решались спроста сунуться в ущелье, подняться на планину, разве что силами роты, с поддержкой бронемашин. И чем хуже шли дела у Муссолини, тем неохотней итальянцы отправлялись на задания.