Богатыри Проснулись

Наиболее яростный приступ осаждающие вели с восточной стороны, где стены были ниже и где нетрудно было перебраться через ров, вода в котором в это время года почти совсем пересыхала.

Вот, между Никольской и Собакиной башнями, приставив две лестницы рядом, в затылок полезли по ним татары, прикрывая головы круглыми коваными щитами. Верхним оставалось до края стены уже рукой подать, когда вдруг над заборалом показалось тяжелое, поднятое за два конца бревно и рухнуло вниз, как муравьев сметая поганых с обеих лестниц. Одна из них при этом была поломана в куски, другая уцелела; накинув крючья, осажденные потянули ее наверх, но под градом татарских стрел сразу же должны были выпустить. И снова по ней полезли ордынцы. Дав время переднему подняться почти до самого заборала, – выступил из-за укрытия бородатый мужик в лаптях и в рубахе-распояске, обеими руками держа над головой тяжелый камень. Но в тот же миг впилась ему в грудь метко пущенная снизу стрела, падая, мужик выронил камень, который, стукнувшись о край стены, пошел в сторону и шлепнулся в ров, никого не задев. И, наддав побыстрей, первый татарин с победным криком ступил на стену кремля.

– Погоди еще радоваться, басурманское рыло! – крикнул Игнашка Постник, ткнув его в живот шестом, которым он приготовился отпихивать лестницу. Скорчившись от удара и не удержавшись на краю стены, ордынец кулем полетел вниз, сбивая в своем падении всех поднимавшихся за ним товарищей.

Сбросив со стены татарина, Игнашка удовлетворенно выругался и глянул по сторонам. Слева, шагах в пяти от него, два взлохмаченных и обливающихся потом монаха, с завязанными на животах полами ряс, навалившись на шест с рогулиной на конце, напрягали все силы, чтобы опрокинуть приставленную снаружи лестницу, на которой находилось че-

ловек шесть татар. Верхняя ее ступень, захваченная развилкой шеста, уже отделилась аршина на полтора от стены, – лестница стояла почти отвесно, – казалось, еще усилие, и она" опрокинется. Но снизу ее крепко держало несколько стоявших на земле ордынцев, сопротивление которых монахи тщетно силились преодолеть. Подскочив к ним и поплевав на руки, Игнашка уперся и своим шестом.

– А ну, святые отцы, наддай еще трошки! Раз, два, навались!!

Наперли дружно, и лестница, став прямо, как свеча, замерла на миг в равновесии и во всю длину рухнула на землю, прихлопнув посыпавшихся с нее людей.

На вершине стены всюду шла боевая страда, – москвичи, слобожане и иноки окрестных монастырей стойко и мужественно отбивали натиск орды. Ими почти никто не руководил, – каждый сам понимал, что надо делать, и видел – где он всего нужнее. Падал у бойницы сраженный стрелою воин, и тотчас кто-нибудь оттаскивал его в сторону, а сам становился на место убитого; кричали от заборала, что татары приставили новую лестницу и лезут наверх, и сейчас же от котлов бежали туда люди с ведрами кипятку или горячей смолы; звал кто-либо поблизости на подмогу,~и все свободные сами спешили на зов, не ожидая на то приказания начальства.

Особенно жестокая схватка шла у Фроловских ворот, в которые гулко бил подведенный татарами таран, в то время как справа и слева от них, по множеству приставленных лестниц, ордынцы, не считаясь с потерями, яростно штурмовали стену. Видя, что именно отсюда осаждающие рассчитывают ворваться в город, к Фроловой башне поспешил.Сам князь Остей. Но здесь уже распоряжался Юрка Сапожник.

– Не суетись попусту, – поучал он, – суетней вы не себе, а поганым поможете! От кажной кучи становись цепками и передавай каменья с рук на руки передним, чтобы те "Только и знали что глушить басурманов по башкам! Эдак будет спорее и лучше, нежели каждому до кучи и в обрат с камеиюкой бегать. Тако же и ведра от котлов подавай, а порожние ворочай взад!

– Да ты, дурило, почто льешь кипятщо на тех, что стоят под стеной? – через минуту кричал он уже в другом месте. – Ведь она, кипятня-то, до их долетит уже вовсе остылая, – им это как Божья роса! Ты их смолой поливай, она

и внизу припечет так, что будь здоров! А кипятней полощи в рыло тому, кто близко!

Видя, что тут ему делать нечего, Остей поднялся на башню над воротами, в которые мерно, через равные промежутки времени, бил тяжелый таран, с насаженной на него железной балдой. Ворота пока не поддавались, но было очевидно, что они долго не выдержат, а таран и раскачивавшие его воины были защищены столь прочным дубовым навесом, что его не могли проломить даже самые тяжелые камни. Поджечь его тоже не удавалось, потому что сверху он был покрыт слоем свежесодранных лошадиных шкур.