Богатырские хроники. Театрология

«Вот так все и кончается, князь Владимир Святославович, — подумал я. — Ты мнил себя владыкой земным, а умер ты — и где твоя власть? Даже над телом своим ты был невластен. Твое тело скрывали от народа несколько дней, и вот оно лежит здесь — прах и тлен, и простолюдины смотрят на него раскрыв рот. А ты держишь ответ перед Царем Небесным, и как бы ничтожен я ни был, но знаю, что суд его будет суров… Да, ты крестил Русскую землю, но ты же и вверг ее теперь в смуту. Прощай, гордый князь! Сначала я был для тебя мальчишкой, потом твоим тайным богатырем, потом стал помехой. Ты был для меня сначала полубогом, потом мудрым хозяином, а кончилось тем, что я назвал тебя безумным стариком. Теперь Иисус рассудит нас. А мне пора. Прощай, князь!» И я поклонился в землю.

На паперти я увидел ненавидящие глаза. Святополк.

— Взять его! — закричал он. — Взять изменника!

Я обнажил меч. Страшная ярость поднялась во мне. Тяжело было мне поднимать руку на княжескую дружину, с которой сам проделал немало походов против Степи, но теперь я стоял на своей дороге, а дружина преграждала мне путь.

Но я поднял меч — и опустил его. Вся площадь перед церковью была запружена войском. Мне было не уйти.

— Что, отцеубийца, — закричал я Святополку, — зверь хищный и подлый, крови моей захотел? Берите меня, служите Волхву, пусть будет проклято его имя. Говорю вам: Святополк — его слуга!

По дружине прошел ропот, но меня уже схватили; я никогда не видел этих людей раньше, но мог поклясться: у каждого под кольчугой болталось серебряное копытце.

— К оружию, русские люди, — кричал я. — Отомстите за смерть князя Владимира!

Но человек труслив…

Я оказался в подземелье дворца, в самом глухом углу, в клетке из прутьев. Я был здесь только однажды — когда спасал Радко, и уже тогда ужаснулся обилию пленников, но никогда не говорил с князем Владимиром об этом. Теперь я оказался одним из них — заслуженная участь…

Я догадывался, зачем меня оставили здесь: Волхв хотел говорить со мной, и я еще раз возблагодарил Бога за то, что успел отправить мать в скит к Учителю; там ей ничего не грозило, а больше ничто другое не могло сломить меня.

И тут меня осенило: приезд в Киев тоже был ошибкой. Мое место было либо подле Бориса, который стоял на реке Альте, ожидая нападения Степи, либо с Глебом, который был в Муроме. Там, и только там, было мое место, а не у Ярослава в Новгороде, не у Наины в Свапуще, не у Святополка в Киеве. Но теперь было слишком поздно. Я не мог даже попробовать разогнуть решетку: я был закован в кандалы, которые не мог разорвать и богатырь, и лежал, скованный, на спине.

По моим расчетам, должна была уже наступить ночь, как вдруг я увидел согбенную фигуру, пробирающуюся в проходе к моей клетке.

Когда человек приблизился, я разглядел: это был дряхлый старец. Старец обхватил дрожащими руками прутья — и вдруг прутья раздвинулись! Не Волхв ли это, изощренно издевающийся надо мной?

Старец проник в проем и наклонился ко мне:

— Ты живой, Добрыня?

Алеша! Я едва не заплакал.

— Как ты вошел сюда?

— У меня есть кое-что…

— Серебряное копытце? А я думал — только я собираю подобную дрянь…

— Ты всегда уважал только себя, Добрыня… Быстро переодевайся в мое.

— А ты?!

— Меня Святополк не тронет…

— Алеша, как только освободишься, лети в Новгород к князю Ярославу. Расскажи ему про убийство Владимира. Про Волхва. Про Святополка. Про то, что в его окружении есть дети Волхва. Про то, что до меня он сам находился под дурманом Врага. Скажи, что Добрыня спешил и не успел объяснить все сам. Я еду к Борису.

— Твой конь стоит подле твоего бывшего дома. Там ты найдешь меч — не чета твоему, но пригодится, пока не добудешь новый.

— Где Илья?

— Илья выехал из Чернигова в степи.

Больше ничего сказано не было.

Сгорбившись, я поковылял к выходу, проклиная себя за то, что не могу, как Алеша, перенимать чужую походку.

Я долго стучал, пока, наконец, не взвизгнул засов и в дверном проеме не показалась фигура стражника.

— Долго возился, отец, — сказал он мне. — Покажись-ка, каков ты.

— Забыл, кому служишь? — проскрипел я, вытаскивая из-за ворота серебряное копытце. — Забыл, что твое дело — двери отворять? Прокляну!

Он отшатнулся.

Я поковылял дальше. У выхода с княжеского двора мне пришлось показать копытце еще раз. Волхв крепко сидел теперь в Киеве. Наши усилия и усилия наших Учителей в мгновение ока пошли прахом.

Скоро я уже скакал во весь опор по пустым киевским улицам. Меч, которым снабдил меня Алеша, был богатырский меч. Я бы выбрал себе другой, и я не знал, как он поведет себя в бою, но это было большое подспорье.

Во всех местах, которые я проезжал, я говорил про измену Святополка. Мне верили, но что было толку. Я гадал, удалось ли Алеше вырваться из подземелья и где находится Илья.

Борис должен был стоять на реке Альте, на рубеже степей, куда послал его еще отец, покойный князь Владимир. Я спешил как мог. Но у коней нет крыльев…