Богатырские хроники

— Первый раз я тебе сам травы заварю, — сказал я ему. — Да и сразу выпить тебе отвар нужно: путь не близкий. Травы русские даю. Покажешь ведуну вашему, пусть таких же тебе отсыплет.

Хлын с надеждой смотрел, как я готовил снадобье.

— Пройдет хворь моя?

— Боль пройдет, — отвечал я уклончиво, но Хлын, кажется, все понял.

— Видно, из дальних стран травы нужны, — вздохнул он тоскливо.

— Почем ты знаешь и отчего дальним веришь больше, чем ближним?

— На восходе солнца, говорят, правильные травы растут. Так ли?

— Везде правильные травы есть.

— А вот слышал я, — Хлын мечтательно сощурился на огонь, — что выстроили на восходе солнца Белую башню и кто в ней проживет три дня, с того любая хворь спадет.

— От кого ты такое слышал? Я, Святогор, давно землю топчу и на восходе был не раз, но не слыхивал я про такую Башню.

— Купец нашей деревней проезжал год назад. На заход ехал, шелка вез, но либо обратно другой дорогой прошел, либо сгинул на заходе. Говорил, выстроили ее недавно волхвы тамошние. Стоит Башня у моря, три реки великие нужно переехать и степью пройти, а как песок один пойдет, там и Башня будет. Камень ее особый, из южных стран, и волхвы там сильнющие живут, и вылечиться там можно. Одно в толк взять не могу: как же это может быть, чтобы один песок был кругом? И не бывает такого.

— Бывает, — вздохнул я.

С Востока постоянно накатывали какие-то слухи. Давно говорили уже про Беловодье, где бессмертны люди, но куда входа нет, а теперь вот про Белую башню придумали. Хлын все говорил про Белую башню и про то, как там все от хворобы лечатся, а я рассеянно слушал вполуха.

— …и стоит, говорит, в песках, тоже белых, и чудно это.

— Что чудно-то? — зевнул я.

— А дуб.

— О травах твоих думал, не слушал тебя. Что чудно-то, повтори?

— Да действительно чудно, Святогор. Пески сухие, как зола, а за Башней низинка, и зеленая вся, а в ней дуб растет. Море его не солит, песок не сушит, а держится, видно, Силой Башни той. Что ты так на меня смотришь, Святогор?

Я смотрел на него так, как давно не смотрел на людей.

— А сердце твое слушаю и о травах думаю. Помолчи.

Я готов был поклясться, что на нем не было никакой Силы. Он был простой человек. Он смотрел мне в глаза доверчиво и открыто, но я хотел проверить, по умыслу он говорил, по наущению или по простоте. И я пронзил его Силой. Брови мои пошли вверх: Хлын говорил то, что слышал.

Но, добиваясь своего, я не рассчитал. Моя Сила оказалась слишком велика. Он схватился за грудь, застонал и с ужасом глянул на меня. Я подскочил к нему, но Хлын уже отходил.

— Что же ты, что же… — прохрипел он, в отчаянии вращая белками глаз, но если я и не мог чего-то победить, так это свою собственную Силу.

Он умер тут же. Травы только закипали на огне.

Я провел подле него три дня. Я подумал, что это мог быть Кащей, дошедший до совершенства в своих личинах. Но мертвый не ушел; я почувствовал, как отлетела его душа и помчалась на запад, на Смородинку. Я знал, что эта душа все еще укоряет меня. На второй день началось тление. Сомнений не оставалось: Хлын был человеком из плоти и крови, Силы на нем не было, и говорил он то, что слышал.

Я похоронил его и стал мерить лес шагами.

Хлын говорил то, что слышал. Но что это был за купец? Не обычные ли восточные байки он повторял? Не был ли он подослан врагом? Ответить на все это я не мог.

Я поехал в деревню, из которой был Хлын. Он жил бобылем, и его смерть никого не огорчила. Мужики только возгордились, что человека из их деревни похоронил сам Святогор, и выспросили у меня, где была могила, ожидая, видно, чудес на том месте.

Мне не составило особого труда исподволь выведать, что купец действительно проходил через деревню чуть больше года назад, вез шелк, шел на заход, собирался возвращаться той же дорогой, но пропал. Слова Хлына про Белую башню мне повторили точь-в-точь. В деревнях долго помнят истории про чудеса. Купец был степняк, покупал шелк на границе пустынь и возил его в Русскую землю, а теперь вот ушел дальше. Ничего особенного за ним не заметили, и если на нем была Сила, то он ее никак не обнаружил.

Если бы я услыхал только про Белую башню, я бы запомнил слух, но поинтересовался бы у знающих людей лишь при случае. Но дуб — это была подробность, которая удивительным образом пересекалась с моим подвигом. Дуб в таком месте, даже безо всякой Башни, — необыкновенный дуб! И низина, заросшая сплошь, — подозрительное урочище в песках! Я решил ехать. Была весна, и я рассчитывал добраться до места к осени. Башня за тремя великими реками, у моря, в песках — сомнений не было, это за низовьями Волги, на восточных берегах Хвалынского моря.