Богатырские хроники

Я заметил, как люди расступаются перед Учителем, как многие здороваются с ним и как спокойно он идет, рассекая эту могучую, на мой тогдашний взгляд, толпу. И вот тут-то я начал понимать, что значит быть богатырем на земле Русской. Пройдет много лет, прежде чем я окончательно пойму, но первое понимание посетило меня в тот день. «Неужели и я когда-нибудь стану таким?» — ошеломленно подумал я и, конечно, себе не поверил.

Совершенно потерянный, я, стесняясь самого себя, брел за Учителем, который неторопливо шел по рядам.

Было видно, что он искал что-то или кого-то. Торговцы I наперебой зазывали его, но он только слегка качал головой: нет. «Конечно, — подумал я с горечью. — Здесь все такие прекрасные вещи. Они не для меня». И как я вообще мог рассчитывать, что Учитель захочет покупать мне что-то дорогое? Да, он взял меня в ученики; это само по себе уже было подарком.

Внезапно Учитель остановился и весело сказал:

— Здравствуй, Богдан!

— Никита!

Они обнялись. Богатырь, обнимающийся с торговцем, когда мгновение назад он отмахивался от других, как от мух? Я не понимал этого.

— Это Добрыня, Богдан. Ему нужен меч.

— Так! Какой меч тебе нужен, Добрыня?

— Он пока еще не знает сам. Я выберу за него. Предлагай.

— Вот хороший меч. Лучше не найдешь для учения.

— Для учения? А что, если ему придется биться?

Даже когда он еще не очень-то и научится?

— Вот тебе другой меч, Никита. Прочен, остер.

— И прочен, и остер, но это обыкновенный меч.

— У меня есть меч — особенный меч… Меч для воина.

Учитель взял меч, отошел в сторону и вдруг раскрутил его над головой так, что видно было только одно сияющее кольцо, а потом принялся рубить им со свистом воздух — направо, налево, назад… Я только разинул рот. В толпе, которая собралась вокруг нас, пронесся восхищенный шепот. Учитель взмахнул мечом в последний раз, поворотился ко мне, сказал тихо:

— Попробуй. Да, знаю, ты ничего не умеешь, а вокруг зеваки. Просто возьми его в руки. Подержи его. Это хороший меч.

Едва ли не со слезами я взял меч в руки. Он был тяжел; но я был силен. «Я смогу драться таким мечом!» — сказал я себе.

— Подними его над головой. Опусти. Подними. Опусти. Быстрее. Что ты чувствуешь?

— Я… я не знаю, Учитель… Он тяжел, но я смогу…

— Тяжел?

— Я не знаю… Я никогда не держал меча в руках… Может быть, я никогда не смогу с ним сладить…

— Тебе не нравится этот меч?

— Нравится…

— Добрыня, послушай меня внимательно. У каждой вещи есть душа. Это только кажется, что ее нет. И душу каждой вещи можно почувствовать. Меч — это особая вещь… Отвлекись от людей, от меня, от всего. Скажи, что ты чувствуешь, когда поднимаешь меч?

— Я чувствую… Я чувствую тяжесть. Я хочу этот меч, он не хочет меня!

— Он не хочет тебя? А может быть, это ты не хочешь его? Может быть, это не тот меч? — Учитель усмехнулся и сказал Богдану: — Нет, это не тот меч.

— Ему нужен один из твоих мечей, Никита? — Богдан посмотрел на меня с некоторым сомнением.

— Один из моих.

— Очень хорошо… Поглядим… Вот.

Учитель взял меч в руки, подержал, внимательно посмотрел на него; закрыл глаза и замер. Лицо его как бы замкнулось, потом прояснилось.

— Да, — сказал он. — Попробуй, Добрыня.

Я взял меч в руки и, как сказал мне Учитель, стал поднимать и опускать его, стараясь ни о чем не думать. Мне казалось все это очень странным. Меч был точно такой же, если не тяжелее. Но моя рука словно прилипла к нему.

— Что скажешь, Добрыня?

— Он… прирастает ко мне…

— Очень хорошо. Богдан, мы берем этот меч. Теперь покажи нам кинжал.

Когда Учитель расплатился, Богдан осторожно спросил:

— А зачем тебе меч, Добрыня?

— Это мой ученик, Богдан, — просто сказал Учитель, — Когда-нибудь он, как и я, будет приезжать к тебе и просить свой меч.

Потом мы покупали одежду, коня, щит, шлем и кольчугу. На одежду Учитель едва посмотрел, с конем возился недолго, пристально осматривал кольчугу и щит.

Потом, ведя коня на поводу, мы вернулись на по-стоялый двор.

— В дорогу, — сказал Учитель. — В дорогу!

Я молча повиновался. Мне очень хотелось посмотреть город — первый мой город! — но я уже хорошо усвоил одну вещь: Учителю нельзя прекословить. Нет, если бы я попросил, я уверен — он бы не сказал ни слова против и остался бы, и мы ходили бы по городу, и Учитель все рассказывал бы мне. Но я уже не мог спрашивать «зачем?», если Учитель говорил что-то. Теперь я понимаю — я оказался неплохим учеником; наверно, Учитель почувствовал это сразу, как только увидел меня. Я только никогда не пойму — как. Учитель всегда говорил, что часть своей Силы он не сможет мне передать.

— Я плохо езжу верхом, — сказал я. — Достаточно хорошо, чтобы держаться в седле, — усмехнулся Учитель.

Мы выезжали из города. Люди смотрели на Учителя, потом на меня, и я замечал в их взгляде уважение. Высоко поднял меня Учитель. Или можно сказать по-другому: неглубоко смотрит толпа. Ведь я-то на самом деле оставался неумехой, который с трудом держался в седле, неловко носил одежду, который задыхался под кольчугой, которого мучил шлем и который судорожно прижимал к себе новообретенный меч.