Богдан Хмельницкий

Король ответил Лупу, что тот напрасно беспокоится, ему хорошо известны намерения Хмельницкого, который на Молдавию не пойдет, а хочет только запугать его, чтобы он согласился отдать дочь за Тимофея. Гетман же Калиновский, о котором в Польше говорили, что он сам искал руки молдавской княжны, с двадцатитысячной отборной армией решил напасть на отряд Тимофея и разгромить его. Именно на это и рассчитывал Хмельницкий, ему было важно, чтобы Калиновский оторвался от своих главных сил. Чтобы подзадорить самолюбивого гетмана, Богдан даже написал ему письмо. С издевкой Хмельницкий сообщал, что не хочет таиться перед гетманом, что его сын «дерзкий Тимофей, собрав несколько тысяч войска, пошел на Молдавию, чтобы принудить к женитьбе дочь господаря. Остерегаю вашу милость, чтобы отошел с войском с молдавской границы и отступил в глубину к польским границам: чтобы сын мой по своей молодости и большой запальчивости не захотел на вашей голове испытать свою военную фортуну».

Это было уже слишком.

— Хмельницкий боится нас, — кричал Калиновский своим военачальникам. — Сын его идет с немногочисленным войском. Именно теперь выпал случай нанести удар врагу отечества. Приказываю всем готовиться к битве, устраивать лагерь.

Хмельницкий нарочно отметил в письме, что писано оно в Чигирине. Уверенный, что Тимош остался без отцовской поддержки, Калиновский расположил войска в своих владениях на равнине на Южном Буге под Батогом. В помощь ему король направил шляхетские войска. Разгром отряда Тимоша должен был поднять боевой дух польской армии и послужить началом ее наступления на народное войско. «Должно было быть то какое-то романтическое дело, — писал польский историк Кубаля, — на которое вся рыцарская молодежь шла с кличем: защитить красавицу княжну и не допустить, чтобы свояченица Потоцких, Вишневецких, Калиновских досталась в руки дикого и неотесанного казака».

Узнав, что к Калиновскому идет подкрепление, Хмельницкий быстрым маршем двинулся навстречу врагу, чтобы предупредить соединение частей. 22 мая 1652 года казацкие полки под командованием Хмельницкого внезапно атаковали вражескую армию. Польское командование вынуждено было принять бой, не успев хорошо укрепить лагерь. Столкновение было недолгим. Наступил вечер, и войска вернулись на старые позиции.

Под покровом ночи казацкое войско окружило польский лагерь. Среди жолнеров началась паника. Часть из них решила самовольно покинуть лагерь. Но наемная немецкая пехота по приказу Калиновского стала стрелять по уходившим. Воспользовавшись этим, запорожцы подожгли вражеский обоз. Тем временем к казацкому войску подошли основные силы Хмельницкого.

Утром 23 мая Хмельницкий рассматривал окруженного врага. Опытным взглядом полководца он по отдельным признакам растерянности, неупорядоченности войска и лагеря уже видел его поражение. За ним стояли его полки и лишь ждали знака, чтобы ринуться в бой. И остановить их в этом святом деле не сможет ничто. Подождав еще немного, он подал знак, и джура подвел к нему коня. Хмельницкий взял поводья и одним махом оказался в седле. Конь, словно кто-то ударил его кнутом, содрогнулся и рванулся вперед. Линия обороны была прорвана. Вместе с казаками в лагерь ворвались татары, и началась резня, в которой не было спасения никому. Жестокая и кровавая битва продолжалась до самой ночи.

В этот день огромное польское войско было уничтожено полностью. Погибли гетман Калиновский, последний из тех, кто начал с Хмельницким войну под Корсунем, его сын и другие командиры из знатных шляхетских родов. Это был разгром, какого польское войско не испытывало за всю свою историю.

Узнав о судьбе армии Калиновского, спешившие к нему на помощь шляхетские отряды, в которых была и «рыцарская молодежь», кричавшая, что уничтожит «быдло» и не допустит выдачи молдавской княжны за «неотесанного мужлана», сейчас посчитала «ниже своего достоинства» связываться с «мужицким быдлом» и начала поспешно отходить на запад. Когда же ляхам донесли, что за ними гонятся повстанцы, их стремление «не связываться с быдлом» усилилось настолько, что они просто бежали от казацкого войска, объятые страхом.

Из письма участника Батогской битвы Николая Длужевского коронному канцлеру князю Лещинскому. 22–23 мая 1652 г.: «На второй день 23 мая, близ полудня, нас атаковал сам Хмельницкий с такими большими силами, что мы не смогли продержаться и одного часа. Нас, окруженных со всех сторон, орда рубала саблями, а казаки так навалились на лагерь, что наше войско было буквально с лица земли стерто. Гетман (Калиновский. — В. З.) сразу же спрятался в редутах, которые были заняты иностранными полками. Но и там нельзя было долго держаться… Казаки и татары легко проникли в лагерь и брали в плен кого хотели и где хотели. Из всего нашего полка бог спас только меня и еще одного воина: нам чудом удалось переплыть реку».