Богдан Хмельницкий

29 апреля 1650 года на подворье, где стояли русские послы, тайно пробрался человек Зарудного и убеждал Пушкиных не отказываться от своих требований, заверив их в поддержке. Он старался убедить Пушкиных в правоте дела, за которое борется Хмельницкий, и в том, что если Россия выступит в защиту Украины, то на ее стороне будут симпатии не только украинского народа, по и польского, который «живет от сенаторов и от шляхты в больших обидах». Русские послы соглашались с доводами казацкого посланца и при встречах с польскими сенаторами выдвигали все новые и новые требования.

А между тем внимание царского правительства вынуждено было опять обратиться к осложнившемуся положению внутри страны: в Новгороде и Пскове начались восстания, которые не на шутку напугали Алексея Михайловича и его бояр. Восстание в Пскове оказалось более затяжным и потребовало немалых усилий для его ликвидации. Оно настораживало тем, что в нем широкое участие приняли городские низы. Восставшие под руководством подьячего Томила Васильева и стрельцов Порфирия Козы и Иова Копыто силой взяли у воеводы оружие, боеприпасы и ключи от города. Когда в Псков прибыл из Москвы для подавления мятежа князь Волконский, он был арестован. У богачей отобрали и раздали посадским людям и стрельцам хлеб. Бои под Псковом продолжались до июля, пока руководители не были преданы и схвачены властями. Однако отголоски восстания прокатились по всей России. Многие из его участников сумели уйти на Украину. Они сразу же включились в борьбу украинского народа против угнетателей. Это вызвало беспокойство русских властей, которые обращались к украинской администрации с требованием о выдаче бежавших. Им отвечали, что в Войске Запорожском, как и на Дону, «никаких беглых людей не выдают».

Смятение царского правительства усугубилось сведениями о том, что в Польше, а потом на Украине появился самозванец Тимошка Акундинов, который выдавал себя то за сына, то за внука царя Василия Шуйского. Он грозился поднять людей и идти к Пскову, где его ожидали.

4 июля в Москве был спешно созван Земский собор. Было решено простить всех псковичей. Но это не принесло результатов. Волнения продолжались всю зиму с 1650 на 1651 год.

Не в силах справиться с собственным народом, русское правительство круто меняет тактику на международной арене. Братьям Пушкиным было велено забрать назад свои требования и возвращаться домой.

Снова рушилась надежда Хмельницкого выступить вместе с Москвой против поляков. Нужно было снова искать союзника. В это время осведомители сообщили ему, что из Венеции в Варшаву прибыл католический священник Альберто Вимини, который едет к Богдану Хмельницкому с целью осуществления старого проекта — вовлечения казаков в войну с Турцией, тянувшуюся еще с 1645 года. Сейчас по этому поводу он вел тайные переговоры с польским королем и канцлером. Хмельницкий понимал, что им легко будет найти общий язык. Венеция хочет руками казаков разбить турок, а король заинтересован в том, чтобы Запорожское Войско хоть на время ушло с Украины. Такая перспектива Хмельницкого не устраивала: ему не было никакого смысла вступать в конфликт с Турцией, которая хотя и мечтала о захвате Украины, но пока, занятая своими внутренними заботами, делала лишь попытки склонить Хмельницкого к добровольному переходу в подданство султана.

Альберто Вимини прибыл в Чигирин 3 июня 1650 года и уже на следующий день был приглашен на прием к гетману. Уж как старался венецианец, доверительно наклоняясь к Хмельницкому, убедить его в выгодности выступления против турок, вкрадчиво давая понять, что Турция, запятая тяжелой многолетней борьбой с Венецией, управляемая малолетним султаном и раздираемая дворцовой борьбой, станет легкой добычей казаков, Хмельницкий лишь задумчиво поглаживал усы, и ни по его лицу, ни по глазам хитрый посол не смог определить отношения гетмана к своим словам.

Когда посол, нервно подергивая свою бородку, наконец, замолчал в изнеможении, гетман взял со стола врученную ему верительную грамоту, подписанную венецианским послом в Вене Сегредом, и, пробегая ее глазами, сказал, что ему известно и о содержании его разговоров с королем и канцлером, и о сговоре против Украины и что в этих условиях о походе казаков против турок но может быть и речи.

Не гася заигравшей под усами легкой улыбки, он с явной иронией произнес:

— По-моему, было бы уместнее вести переговоры о выступлении против турок не с нами, а с господарями Молдавии и Валахии, которые уже давно изнывают под турецким игом.

Вимини сжал в кулачки свои розовые тонкие пальцы и в замешательстве ответил, что решать это не в его компетенции. В зеленоватых глубоких глазах посла затаилось беспокойство, сменившееся к концу беседы нескрываемым разочарованием. И хотя Хмельницкий вежливо продолжал разговор с Вимини и даже пригласил на обед, тот понял, что его миссия потерпела полную неудачу.