Богдан Хмельницкий

Расположив свои силы у Корсуня на противоположном берегу Роси, Хмельницкий отправил в обход польского войска шесть тысяч пеших казаков с артиллерией по главе с Максимом Кривоносом. В урочище Гороховая Дубрава, или, как ее еще называли, Крутая Балка, они устроили засаду — прокопали через дорогу несколько рвов, заложили засеки, по обочинам ее устроили завалы из срубленных деревьев, в густом кустарнике спрятали пушки, засели при выходе дороги из леса в густом дубняке и специально вырытых шанцах.

На рассвете 16 мая громоздкая колонна шляхетского войска начала отход из своих укреплений. В авангарде и арьергарде ее находилась кавалерия, в центре — обоз, груженный боеприпасами и разным имуществом, и артиллерия в восемь рядов, а по бокам располагалась пехота.

Стояла предрассветная тишина. Казалось, никто не замечал, как поднялось и начало свое движение войско. В казацком и татарском таборах словно все заснуло глубоким сном. И ничто не предвещало беды. Скорым маршем с величайшими предосторожностями дошли до Гороховой Дубравы и стали спускаться но крутому откосу к болотистому леску. Здесь шляхетскому войску, ничего не ведавшему о засаде, пришлось менять свой походный порядок. И внезапно по ним из кустарника ударили казацкие пушки. Узкая дорога и густой лес, в который втянулось польское войско, мешали ему обороняться. Этим воспользовались казаки и начали с двух сторон громить жолнеров и шляхту. И пока те пробивались через лес, казаки расстреливали их из пушек, мушкетов, самопалов. Авангард врага бросился пробиваться вперед, остальные повернули назад, ища выхода из яра, но всюду натыкались на глубокие шанцы и завалы из деревьев. Пушки увязли в трясине и ничем не помогли полякам.

Из реляции королю из-под Корсуня 16 мая 1648 года: «…Далее мы отошли с табором за полчаса до полудня мили за полторы в несчастную дубраву под Гороховом. При входе в болотистую рощу много возов погрузло и перевернулось; к ним подбежали татары и казаки. Наши отстреливались из заряженных дробью пушек и мушкетов; они враги, с двух сторон на нас обрушили тяжелый удар. Табор вошел в эту дубраву (Гороховую Дубраву. — В.З.), как в мешок, дальше продвигаться он не мог, потому что дороги были перекопаны и перегорожены. Сзади на табор жали всей тяжестью татары, спереди и с боков казаки наносили большой урон, пользуясь устроенными шанцами. Наши мужественно сражались… но, попав в западню, не могли побороть превосходящие вражеские силы».

Когда в бой вступили основные силы казацко-крестьянского войска во главе с Хмельницким, а также татары Тугай-бея, старый Потоцкий, видя, что его армия гибнет, делает последнее усилие. Он приказывает конным хоругвям спешиться и взяться за мушкеты. Но не приученные к пешему бою польские кавалеристы не успели даже построиться в боевой порядок. Казаки ударили по ним, смели и образовавшейся «улицей» прошли через весь табор. Татары ворвались в лагерь с другой стороны. Началось смятение. Этим воспользовалась челядь, пахолки[57], которым спешившиеся паны отдали своих лошадей. Вскочив на лошадей, они бросились вскачь. Некоторое время, упорно обороняясь, держался только центр. Но вскоре рухнул и он. После этого началась всеобщая паника. Жолнеры разбегались, «кто как мог, и татары их топтали конями, других живьем взяли». Лишь князь Корецкий сумел пробиться сквозь ряды окружения, оставив на поле боя половину своего двухтысячного отряда.

Казакам и татарам досталась богатая добыча. В плен попали оба польских гетмана и несколько десятков других магнатов. Все они тотчас были отправлены в Крым.

Молча наблюдал Богдан, как вязали татары пленников, и вспомнилось ему, сколько народной крови пролили они на Украине, сколько горл и страданий принесли ей. Вспомнилось, как по приказу Потоцкого четвертовали, сажали на кол тех, кто сражался в 1637 году под Кумейками под руководством его друга Павлюка, как в январе 1638 года в Киеве на его глазах сажали на кол его товарища повстанческого вожака Кизима и его сына Кизименка, как отсекли голову повстанцу Кушу, как издевались над женами и детьми восставших, и не было к ним ни малейшей жалости.

И когда, стараясь унизить Хмельницкого, его победу, Потоцкий злобно спросил: «Хлоп! Чем заплатил славному рыцарству татарскому? Оно победило меня, а не ты со своей разбойничьей сволочью!»

Богдан ответил: «Тобою, тобою, который называет меня хлопом, и тебе подобными». И с грустью подумал, что ничему не научился коронный и что еще немало крови прольется, и украинской, и польской, пока настанет на этой земле покой и мир.

Потоцкий все еще ожидал помощи от Вишневецкого и других магнатов, но те, узнав о разгроме коронных войск под Корсунем, решили не испытывать судьбу, отступили в свои имения и, забрав семьи, отходили дальше к границам коронной Польши.

Разгром шляхетского войска под Корсунем не означал прекращения борьбы, окончательной победы. Хмельницкий верил, что народ пойдет за ним и дальше.