Богдан Хмельницкий

Когда Хмельницкому донесли об этом, он задумался. В походе он осмотрел свое войско. Готовое хоть сейчас в бой против панов, оно, однако, было плохо подготовлено к осенней поре, не говоря уже о зиме. Да и бодрости в нем не было уже такой, как под Пилявцами, чувствовалась усталость. Лошадям нужен был корм, которого из-под снега не достанешь. А тут еще начались болезни.

Нужен отдых, ох как нужен!

Хмельницкий смотрел на своих соратников и думал, что им этого не скажешь. Они рвутся в бой на ляхов. А ему хватило бы выкупа, как во Львове. Идти дальше в Польшу — погубить все дело. И когда 27 октября 1648 года войска подходили к Замостью, он пишет два письма — полковнику Людвигу Вейгеру, коменданту города и начальнику немецких войск, составляющих ядро гарнизона, с приглашением присоединиться к запорожским войскам, и к шляхте и мещанам Замостья с предложением начать переговоры. И как во всех своих письмах и универсалах, он указывает, что эта война ведется не по воле казаков, а единственно по вине «князя Вишневецкого и пана коронного хорунжего Конецпольского, потому что именно они силой втянули нас в войну, и теперь мы вынуждены стоять за себя, пока у нас хватит сил… Мы больше склоняемся к миру, нежели к пролитию крови». И Хмельницкий предлагает «не воевать с нами, а добровольно заключить мир, как это сделали львовяне, а мы обещаем… немедленно отступить от города со всем Запорожским войском и ордами…».

Письма отослали с немцем, который воевал в рядах восставших, и так и прозывался Петр Немец.

Однако, спрятавшись за крепкие стены и чувствуя себя в безопасности, осажденные не приняли предложений Хмельницкого. Началась переписка. Хмельницкий сделал своей резиденцией село Лабуны, неподалеку от Замостья. Здесь он вел переписку, принимал послов из Молдавии и других государств. Отсюда он отправил в Варшаву посольство во главе с Вешняком, которое должно было просить, чтобы к Хмельницкому прислали для примирения комиссаров. Посланцы должны были везде и всюду заявлять, что казаки желают королем Яна-Казимира. Это был важный шаг. Посольство должно было предъявить правительству Речи Посполитой очень скромные требования, чтобы дезориентировать правительство относительно истинных целей казачества.

Осада Замостья продолжалась. Дважды туда отправлялся и ксендз Мокрский, но все оставалось по-прежнему. Среди старшины и в войсках назревало недовольство.

Начал все горячий и нетерпеливый обозный Чарнота. Он ходил злой по лагерю и запальчиво кричал, что гетманом овладел страх и он теперь не думает о войне.

— Как, — кричал он, размахивая в неистовстве кулаками и бросая на землю свою шапку, — мы брали в неволю гетманов, разбили все польское войско, взяли выкуп со Львова и не можем осилить такой крепости, как Замостье. Да она и минуту не выдержит нашего натиска. Но гетман не хочет, он начал ублажать поляков, ведет с ними тайные сношения и обманывает войско!

Его слушали, многие с ним соглашались. К тому же начались холода, сказывался и неурожай этого года. Войско начало испытывать недостаток в продовольствии. И Хмельницкому ничего не оставалось, как дать приказ о подготовке к штурму.

Забили в литавры, заиграли трубачи, лагерь в одно мгновение поднялся на ноги. Начали готовить гуляй-города, таскать хворост для забрасывания рва, вязать пучки соломы.

В крепости насторожились. Тревожно зазвенели колокола. Ободряемые священниками осажденные готовились к бою.

Штурм начался во второй половине дня, ближе к вечеру, с северной и восточной стороны. Закидали рвы хворостом, зажгли факелы, медленно и грозно двигались к стенам крепости гуляй-города, за которыми гарцевали на лошадях казаки, готовые не только принять бой, но и подгонять посполитых, идущих за гуляй-городами, если они струсят и подадутся назад.

Но когда восставшие с шумом, гиканьем уже приближались к крепостным стенам, их внезапно встретил такой плотный и слаженный огонь из орудий и мушкетов, какого они еще не испытывали. Он не утихал до тех пор, пока не раздробились в щепки гуляй-города и в страхе не отступили оставшиеся в живых посполитые и казаки.

Чарнота со своими штурмовал крепость с северной стороны. Здесь стена была ниже и не защищалась башнями. Сначала казакам сопутствовал успех. Они даже успели поднести и приставить к стонам штурмовые лестницы. Но поляки вовремя скопили здесь силы и отбили наступающих. Был ранен и сброшен с лестницы сам Чарнота.

Все новые приступы были также отбиты, и бой пришлось остановить. Дело довершили вооруженные отряды осажденных, которые вырвались из крепости на вылазку и неожиданно напали на отходивших казаков. Им удалось захватить триста вьючных лошадей, амуницию и даже сотника Метлу.

После этого казаки больше не предпринимали боя против осажденных, тем более что начались холодные дожди, слякоть, в войсках вспыхнула чума. Много унесла она казацких жизней, в том числе полковника Кривоноса, «первого полковника Хмельницкого», который «лядскую славу загнал под лаву». Войско тяжело переживало смерть любимого командира.