Богдан Хмельницкий

Отряд Чаплинского быстро приближался; впереди ехал пан подстароста с зятем. По-видимому, они не рассчитывали на какое-либо сопротивление, так как наверно знали, что Богдана нет дома. Но подъехав ближе, Комаровский заметил засаду и торчавшие дула ружей и передал об этом Чаплинскому. Они приостановились, чтобы посоветоваться, как начать атаку. Отряд разделился, одна часть двинулась к воротам, а другая отправилась в объезд вокруг ограды. Осажденные дали залп, но среди них было мало искусных стрелков, и залп этот почти не причинил никакого вреда отряду подстаросты. Всадники быстрым натиском выломали ворота, сломили засаду и началась рукопашная схватка, схватка ужасная, где каждый из осажденных сознавал, что он бьется за свой кров, за семью, за свободу: попасть в руки пана Чаплинского значило стать рабом.

Чаплинский, увидав Довгуна, бросился к нему и хотел свалить его с ног ударом сабли.

- Не уйдешь от меня, висельник! - кричал он.

Довгун, отразив удар, в свою очередь собирался напасть на врага. В эту минуту Комаровский, подскочив сзади, хватил его саблей по голове. Довгун зашатался и упал замертво, даже не крикнув.

- Готов! - проговорил Чаплинский злобно, оттолкнув его ногой, и бросился к сражавшимся.

Осажденные на половину были перебиты, остальные раненые, окровавленные искали спасения в бегстве. Чаплинский не велел их преследовать: он уже считал Суботово своим имением, а этих людей, так дорого продававших свою свободу, будущими рабами.

Торжественно вошел пан подстароста в дом. На пороге его встретил ксендз. Чаплинский подошел под благословение, а ксендз поздравил его с новоприобретенным имением.

- Где пани Марина? - был первый вопрос подстаросты.

- В своей комнате, ясновельможный пан, изволит горько плакать.

- Что ж она сказала на ваше увещание?

- Она была сегодня гораздо внимательнее, чем всегда.

- В самом деле? - весело спросил Чаплинский. - Пойдем же к ней! прибавил он, увлекая за собой ксендза.

Марина сидела в верхней светелке, в еврей комнате, куда убежала, когда началась свалка. Чаплинский вошел в дом победителем, она закрыла лицо руками и заплакала. Она понимала, что теперь она в руках подстаросты, и ей оставались только два исхода: или смерть или замужество с нелюбимым человеком. Смерти она боялась, ей хотелось жить, вселиться; но и замужество с Чаплинским, которого она в душе ненавидела, презирала, не могло привлекать ее. Спастись бегством нечего было и думать, это было невозможно, весь дом оцепила стража нового владельца, и никто не мог проскользнуть.

Вдруг послышались шаги на лестнице, дверь отворилась, на пороге показались Чаплинский и Хотинский. Подстароста вошел смело и самоуверенно, высоко подняв свою надутую голову, заложив руки за пояс. В эту минуту он показался Марине еще некрасивее, еще ненавистнее, чем всегда, но она ловко сумела скрыть свои чувства и встала к нему навстречу. С некоторой сдержанной холодностью отвесила она ему поклон.

- Я пленница пана Чаплинского, - сказала она, но думаю, что благородство пана не даст мне этого почувствовать.

- Это будет вполне зависеть от пани Марины, ей стоит только согласиться стать моей женой, и я сам буду ее рабом.

- Прошу у пана позволения об этом подумать, - уклончиво ответила Марина.

- Слушаю, пани! - вежливо кланяясь, с тонкой усмешкой проговорил подстароста. - Я дам пани два дня сроку, а на третий день буду ждать ее решительного ответа. Теперь же пани Марина не откажет быть гостеприимной хозяйкой; я с зятем и наши люди заморились и проголодались. Прикажи подать нам ужинать и накорми людей.

Они сошли вниз. Марина пошла распорядиться по хозяйству, а Чаплинский заговорил о чем-то вполголоса со своим зятем.

В эту минуту на дворе послышался шум и на пороге показалось несколько хлопов. Они держали за руки десятилетнего мальчика, сына Богдана. Лицо ребенка было страшно бледно, глаза горели, губы запеклись; в руке он сжимал саблю, поднятую на дворе. При входе в комнату он вырвался из рук хлопов, подскочил к Чаплинскому, намереваясь его ударить саблей; но Комаровский схватил его за руку и крепко стиснул ее.

- Это еще что за хлопец? - воскликнул Чаплинский.

- Я не хлопец! - гордо возразил ребенок. - Я сын вольного казака, а ты обманщик и трус, дождался, когда отец уехал из дому... боялся с ним встретиться. Если ты не трус, выходи на поединок со мной, мне Бог поможет тебя убить!

Чаплинский задрожал от злости.

- Вот я тебе дам поединок! Гей, кто там, хлопы!

Несколько слуг вскочили в комнату.

- Отнести его на конюшню да отпороть хорошенько! - проговорил пан подстароста.

Мальчика схватили и под наблюдением Комаровского потащили на конюшню. Он не кричал под розгами. Били его долго, нещадно. Остановились только тогда, когда мальчик совсем замер. Его отнесли в одну из нижних комнат дома и там положили на солому.