Богдан Хмельницкий

— Не говори, не противоречь, Иване, — продолжал спокойно гетман, — там нет потачек боярам, а нам дают льготы и в рабы нас не думают обращать. Довольно нам уже чужих... авось с своими уладим. Сейчас же приготовь мне посланцев в Москву, к светлейшему царю? нельзя терять и минуты: всякое промедление — погибель!

— А может быть, попробовать сначала...

— Ни слова! — возвысил грозно голос Богдан. — Исполнить мой приказ беспрекословно! Да послать ко мне Турского и Золотаренка.

Выговский пожал плечами, бросил презрительный взгляд на Богдана и медленно удалился.

Гетман остался один и погрузился в невеселые думы. Да, теперь всего можно ждать от доли! Не коршуны, но и горлинки станут клевать! А давно ли было, — весь Киев его встречал восторженно с хоругвями, с крестами, народ ползал перед ним на коленях и называл его спасителем отчизны... А теперь он готов проклясть своего батька, и проклянет, проклянет!

— Но что ж я учинил? — воскликнул громко Богдан.

«Что? А то, — казнил себя беспощадно гетман, — что тешил ты больше гордыню свою, чем о меньшей братии заботился, — оттого-то и отступился от тебя бог, а за ним и народ. Да... — простонал он тоскливо, — праведен суд твой, господи, но пусть падет на меня лишь гнев твой святой! Только бы скорее! Ждать с минуты на минуту удара и не ведать, откуда грянет беда, — о, это невыносимо!»

Гетман пригнулся с тоскою, словно увидя занесенный над ним сверкающий меч; но в белесоватой мгле никого не было видно и кругом стояла все еще мертвая тишина. «Что это? — подумал он. —Уж рассвет, а я точно на кладбище... Умерли все или разбежались и бросили своего гетмана одного разделываться с ляхом».

— Гей, кто там? Джура! — крикнул, привставши с колоды, Богдан.

Никто не отозвался; но издали послышался в ответ на призыв гетмана глухой рокот грома. Гетман остолбенел и прислушался. Раскат повторился снова, и от него задрожала под ногами земля.

— Что это? — прошептал гетман в тревоге. — Мгла и гроза! Или необычайное что-то творится в природе, или это гром ворожьих гармат? И все спят! Гей, гайдуки! — вскрикнул он и выстрелил из пистолета.

Все всполошились и засуетились кругом; в тумане замелькали двигающиеся тени; поднялся тревожный гомон и шум.

— Где, где ясновельможный? — послышался невдалеке крик джуры.

— Здесь! Что там? — отозвался Богдан.

— Гонец, ясновельможный, — заговорил молодой хлопец дрожащим, взволнованным голосом, — ляхи перешли Стырь. Ярема ударил всеми силами на наш осередок.

— Коня мне! До зброи! — зычно скомандовал гетман и бросился было бодро к палатке, но в это время раздался быстро приближающийся топот коней, и кто-то заревел у палатки:

— Где гетман?

Богдан узнал голос Кривоноса и остолбенел. Из тумана выплыла перед ним грозная фигура.

— Где же это наш батько? — рычал яростно Кривонос с искаженным от бешенства лицом. — Где же это прячется славный, возлюбленный гетман?

— Я здесь, Максиме! — отозвался Богдан.

— А! Здесь? — засмеялся злорадно Максим. — С ведьмами да бабьем? А отчего же не там, где льется задарма христианская кровь? Поспеши-ка туда, взгляни, что поделал твой Гурский-иуда! Продал нас, клятый изменник, продал всех с головой!

— Не может быть! — воскликнул Богдан. — Гурский — мой друг, которого я спас от смерти.

— Да, Гурский... предатель... твой друг! Мы все говорили тебе: не верь, а ты не хотел нас и слушать. Поди ж полюбуйся, как топчет и рвет о копья наших братьев дьявол Ярема!

— О, проклятье! — завопил гетман, разорвавши на груди своей кунтуш. — Измена! Предательство! Да в самом пекле не может быть такого гнусного дела!

— Однако на деле сталось, — заговорил мрачно выдвинувшийся вперед Золотаренко, — при первом натиске Яремы Гурский без выстрела, без удара сабли разделил надвое осередок наших войск и пропустил в сердце врага {457}.

— И теперь ломается там наша воля навеки, — свирепел Кривонос, — а вместо нее ждут нас кайданы.

— И я, я убийца родной страны! Я выкопал ей могилу! — бил себя в грудь исступленно Богдан.

Встревоженная, пораженная ужасом толпа собралась тесно вокруг; издали доносились крики отчаяния; шум битвы возрастал и несся на них адской бурей.

— Да, да, ты, — накинулся бешено снова Кривонос, — о себе лишь думал, безумец! А бедный народ отдал за свои цацки в неволю! Вот и гляди, как души неповинных летяг на небеса, проклиная своего вероломного батька!

— За что же гибнут они? Меня, меня карай, боже! — рвал в безумном отчаянии свою чуприну Богдан. — За что же их караешь? Где же праведный суд твой? Для того ли терзаешь невинных, чтоб кровь их жгла пепельным огнем мое тело! О, народ, проклятье! Расступись под ногами земля, проглоти меня, изверга!

— Дядьку! — подбежала с воплем в это время бледная, испуганная Ганна. — Воля божья! Он не даст наш народ в обиду...

— Коня мне! — прохрипел, шатаясь, Богдан. Ганна и джура поддержали его под руки, подвели... В это время подскакал гонец и вручил гетману письмо.