Богдан поднял своего уже знаменитого аргамака на дыбы и боевой конь, захватив под копыта все огромное поле под холмом, чудовищным скачком ахнул вперед и полетел бурей прямо на почти готовые к смертельному залпу пушки, и уже летели за своим героем полки гетманского резерва во главе с Мартыном Небабой и Филоном Джеджалием. Над содрогнувшимся полем сражения раздался завораживающий грохот тысяч копыт боевых коней и изнемогавшие в бесконечной битве казаки все до одного увидели, как прямо на почти готовые смести их с лица земли коронные батареи двумя разлетающимися крыльями вынеслись великолепные запорожские полки и во главе их ураганом мчался казавшийся огромным всадник на белом коне, в длинном малиновом плаще-кирее и в шапке с двумя высокими страусиными перьями.
Над разом взорвавшимися казацкими рядами раздался тысячеустый рев: «Гетман! Гетман ударил! Хмель летит! Боже, увидеть и умереть!»
Опытные, обученные в Германии польские пушкари не могли оторвать завороженных глаз от бешено летевшей на них гетманской смерти и, вместо убийственного для казаков залпа, уводили артиллерию за земляные укрепления и вползали в лагерь вместе с ними разгромленные польские жолнеры. Резерв Хмельницкого во главе с гетманом ужасающе влетел в клубящееся страшное побоище у двойных лагерных ворот, и в многочасовой Корсунской битве наступил мгновенный перелом. Казацкие полки окружали польских всадников в железные кольца, исчезавшие прямо на глазах пораженного небывалым зрелищем неба, и дорывал и дорывал до шнура Богдан и его герои непобедимые в совсем недалеком прошлом конные хоругви. Запертые в лагере две тысячи украинских драгун смогли, наконец, пробиться к своим товарищам по оружию.
Пушкари все-таки увезли почти все не сделавшие ни одного выстрела орудия за окопы, но прямо перед ними шла страшная польская резня и от крылатых всадников неслось в надвинувшееся на них небо: «Подмоги! Подмоги! Подмоги!» Взбесившиеся всадники на взбесившихся лошадях рвались в лагерь очертя головы, давя своих, и бил им в лоб Богдан Хмельницкий с запорожцами, а слева атаковал Иван Богун с витязями, а справа угрожающе раскатывался Тугай-бей во главе моря татарских бойцов. Поляки давили своих в воротах и казалось, что не пышное и непобедимое шляхетное войско, а скаженное звериное стадо спасается от степного майского пожара. Жолнеры с выпученными от увиденного кошмара глазами толпой накрыли кипящий морем лагерь, и везде раскатывалось только одно слово «Спасайтесь!» и шляхетные гоноровые знамена летели в позорную грязь под копыта коней, на которых, как и на их разодетых еще всадников, упал ужас.
Везде лежали груды человеческих и конских трупов и толпы очумелых лошадей с пустыми седлами носились по насквозь залитому кровью полю битвы, доводя хаос сражения до немыслимого предела. Багровый диск уходившего, наконец, за горизонт солнца скрыли черные пороховые тучи, и битва прекратилась сама собой. Обозные собирали раненых и рыли братские могилы, видя, как железные хмельницкие клещи с трех сторон зажимают полубезумный и, конечно, отрезанный уже от воды польский лагерь, оставляя ему выход только к Гороховцам.
Хмельницкий и его герои прекрасно понимали, что у почти окруженных поляков нет воды, только вино и еда, а главное, нет корма для боевых коней, а без панцирной конницы коронного войска просто не существует. Богдан скомандовал отдых и короткий совет. Было ясно, что на рассвете Потоцкий начнет отступление к предусмотрительно оставленному ему Богуславу, чтобы не погибнуть обессиленным. Над полем битвы дымился пар от пролитой за весь длинный световой день казацкой и шляхетской крови. Измученный Богдан понимал, что это еще совсем не конец. Коронное войско только сравнявшееся по количеству с казацким, деморализованное, но совсем не уничтоженное, не должно опомниться, а просто отступить к Гороховой Дубраве, в которой ползающие на коленях жолнеры, в воплях отчаяния и мольбах о пощаде, обезумевшие от страха собственной неминуемой смерти, должны превратиться в трупы, оставив Речь Посполитую без опытных солдат. Утром 17 мая Украина узнает, что коронное войско во главе с великими и польными гетманами разбито казаками дотла. Она узнает о невиданном разгроме регулярной армии Польской Короны и как один человек поднимется на борьбу за собственную свободу. Максим, витязь, ты слышишь меня?
– Слышу, батька. Слышу и жду. Не турбуйся, встретим гоноровых как следует. Пусть молятся, гады, хотя бог и не помогает негодяям.
Черным рассветом 16 мая 1648 года Потоцкий вывел пришедшие в себя хоругви из обреченного лагеря к предусмотрительно оставленному ему Богуславу. По традиции Речи Посполитой, не ценившей ничьих жизней, войско шло не только без разведки, но и без боевого охранения. Дорога впереди была пуста и безжизненна, потому что Максим Кривонос не пропускал к Роси никого, кто мог бы сообщить пышному панству о его засаде в Гороховой Дубраве.