Богдан Хмельницкий. Книга первая Перед бурей

— Да, у нас новость, я и забыл сообщить ясновельможному панству, — говорил заметно уже подогретый старками пан Чаплинский, — у нас вот в Чигиринском лесу, за Вилами, в трущобе поселилась литовская ведьма, чаклунка, почище киевской... вот так ворожит — не цыганкам чета! Кому из вас, Панове, желательно узнать свое будущее, так рекомендую: как на ладони увидите! А кроме того, у нее найдутся вернейшие привороты и отвороты...

— Ну, этого нам не потребуется, — скромно заметил пан пробощ.

— Очень самонадеянно! — улыбнулся Заславский.

— Гм, гм, — погладил ус Барабаш, — а мы так должны смирить свою гордыню.

— Хе? Нам, подтоптанным, зело нужны привороты, — заметил Шемброк.

— А по-моему, пане добродзею, найлучший приворот — это дукаты! — пробасил князь.

— Святая истина! — пропел в тон Ясинский.

Все захохотали. Сдержанное, натянутое настроение пред лицом таких важных магнатов, ослабленное несколькими кубками доброй старки и других настоек, теперь сразу удало, всяк почувствовал себя развязным и смелым.

— В каких это Вилах, — спросил небрежно Богдан, — что на Татарском току или за Чертовым провальем?

— За Чертовым, за Чертовым, где крутится бесом бурчак, — ответил Чаплинский, наполняя свату вновь кубок, — а что, думаешь попытать свою долю?

— И спрашивать нечего: наша доля затылком стоит.

Совершили третье общее возлияние, подали новую перемену. На этот раз в глубоких вазах появились литовские колдуны.

— Пышное панство! — заявил торжественно хозяин, — И рыба, и колдуны любят плавать, так вот рекомендую легкие прохладительные — толстые фляги наливок, ратафий{174}, запеканок, мальвазий{175}. Черпайте из них обильно и спешно, ибо с появлением царя питей, нашего старого, седого меда, всякие пустяковины будут убраны.

— Добрая рада! — зашумели гости и потянулись все к флягам.

— Не буду времени тратить, ясновельможный пане! — крикнул уже смело Ясинский, опоражнивая кубок.

Начались меж соседями и вразбивку потчеванья и чоканья.

— Слыхали ли, панове, — заговорил один из молодых землевладельцев, — вновь начались хлопские бунты.

— Что? Где? — обратились многие к шляхтичу.

— Да вот, у моего брата за Киевом был случай: не захотели панщины отбывать хлопы, стали галдеть, что прежним владельцем им даны зазывные льготы{176}.

— Ишь ты! — заволновались некоторые. — Послушай их, так и хозяйство все брось!

— Ну, и что же, пане добродзею? — заинтересовался Заславский, да и другие притихли.

— Брат-то, ясновельможный пане, расправился с ними по-шляхетски: написал им новые условия на спинах.

Взрыв хохота прервал рассказчика.

— Да, панове, а одно село, которому такое решение не понравилось, сжег он дотла.

— С хлопами? Так начадил сильно! — икнул Ясинский.

— И убытки понес, — добавил мрачно Богдан.

— Конечно, — загорячился пан с бычачьей шеей, — а что поделаешь? Вот и у меня в соседстве повесили эконома хлопы.

— Плохое предзнаменование, — отозвался Заславский, — и многому виною мы сами.

— Конечно, ясноосвецоный княже, — подхватил развязно молодой шляхтич, — потворство, полумеры, паньканье...

— Жестокость, — подсказал Шемброк.

— Соблазняются такими мыслями многие, — промычал Комаровский.

— «Аще око тебя соблазняет, вырви его и верзи вон», — с чувством сказал пробощ, поднявши набожно взор.

— Отвратительная слабость, — зарычал Цыбулевич, — не манерничать нужно с этим быдлом, а залить сала за шкуру...

— Как князь Ярема кричит: «Огнем и мечем!» — улыбнулся насмешливо Заславский, — только вот в чем беда: после огня и меча ничего не остается.

— Да, ясный княже, нам, властителям, это невыгодно, — сказал, покрасневши, Хмельницкий.

— Я вот потому и рекомендую лучшее правило — канчуком и лозой! — выпятил багровые глаза Цыбулевич.

— Виват, пане! — потянулись многие к толстяку с кубками.

— Виват! — поднял свой и Богдан. — Вы там канчуками разгоните, а народ и бросится к нам, вот тогда в поместьях, вельможного нашего панства и будет сила рабочих.

— Слава, нашему пану сотнику! — закричали одни, а другие расхохотались.

— Слава свату, слава! — чокнулся с Богданом Чаплинский. — Только и с нашим подлым народом нужно камень за пазухой держать. Предпочитая регламент дана Цыбулевича, я предлагаю в дополнение еще более остроумные меры, как например: жажду, голод, холод, зуд...

— Воистину, претерпевший на теле душу свою соблюдет, — вздохнул пробощ.

— Отец мой, — заметил иронически Конецпольский, — очень уж этому быдлу потворствовал: льготы давал, поборы брал ничтожные, а потому такие ж и доходы. ..

— Ну, мы их увеличим! — задорно крикнул Чаплинский.