Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Богдан, конечно и вопреки многочисленным советам, опять не пошел на Варшаву, избегая международной интервенции на Украину. Он даже не мог перевести всех посполитых в казаки, поскольку за этот страшный пример на него тут же бы накинулись с армиями все европейские монархи, чтобы никому больше было неповадно отказываться бесплатно содержать царственных самодуров-бездельников, их бесконечных родственников и море их придворных холуев и прихлебателей.

Хмельницкий повторял на советах, что королята и шляхта не дадут украинцам равные с ними политические права. Он повторял и повторял, что нельзя без надежных державных союзников даже объявить о создании независимого великого Украинского казацкого княжества, потому что ждущие протектората соседи его не признают, а враги с наемниками скопом сомнут.

Король и сенат Речи Посполитой после Батогского позора повели себя как обычно. На Черниговщину с опозданием привычно попыталось зайти литовское войско во главе с Радзивиллом. Богдан с полками, помня о Кричевском и Небабе, встретил и разнес его у Стародуба, и великому литовскому гетману пришлось быстро соскребать шляхетные остатки с украинской земли и уносить гоноровые ноги в Вильно. В ответ на Стародубский разгром король 13 июля в Варшаве открыл чрезвычайный сейм, продолжавшийся почти месяц. Ян Казимир, официально находившийся в твердом уме и трезвой памяти, объявил «отечество в опасности» и попытался опять собрать посполитое рушение на этих проклятых казаков. Шляхта, понимавшая, что королята снова за деньги поставят во главе нового войска напыщенного дурака-гетмана, который нагло и бездарно поведет ее на очередную гибель, от народного ополчения отказалась, но чрезвычайные налоги на наемников ввела. Во главе новой, пока еще существующей только в теории, кварцяно-наемной армии встал следующий великий коронный гетман, конечно, из семьи Потоцких, сын неудачного отца-старколюбца.

Внимательно следивший за событиями в Варшаве Богдан писал сейму открытое письмо, которое читала вся Речь Посполитая и перепечатали европейские газеты:

«Та война справедлива, когда берут оружие в защиту себя, когда не остается никакого средства, кроме оружия! В несчастное время бесчеловечный Калиновский напал на Украину, грабил, предал страну крайнему разорению. Он покрыл кучами человеческих тел поля берестечские, наполнил трупами болота, степи, леса, запрещал хоронить мертвых, отдавая их на съедение зверям. Он требовал совершенного истребления всех казаков, самым ужасным образом тиранил простой народ, покушался на мою жизнь. Неумолимый, необузданный Калиновский не только терзал людей, но простирал святотатственные руки и на храмы Божьи, похищал все, что желал, переливал церковные колокола, созывавшие православных на молитву, на пушки. Любой умный человек, даже враг, должен сознаться, что Калиновский не имел или рассудка, затрагивая невиновных, или счастья, не одолев вооруженных».

Выслушав письмо, сейм окончательно отказался объявлять посполитое рушение, а чрезвычайный налог на смертный бой с казаками собирался плохо. Хмельницкий смог доказать молчаливо согласившейся с этим Варшаве, что магнаты и королята сами нанимали бродяг и авантюристов, которые бандами переодевались в казаков и татар и вместе с шайками международных мародеров грабили и мучили украинское, польское и еврейское население, и это произвело сильное впечатление в Европе.

В ответ пьяные шляхтичи опять стали орать в бесконечных корчмах и маентках, и Кракове, и Варшаве, и везде, что нужно стереть казаков с лица земли, но в поход на хлопов почему-то не торопились, предпочитая заливаться домашней водкой с разнообразной холодной и горячей закуской.

Умные и честные поляки в сотый раз пытались доказать орущей с удовольствием шляхте, набивавшей свои бездонные карманы результатами чужого подневольного труда, что нужно заканчивать жрать угнетенных людей в три горла, и не только из-за принятого во многих странах человеколюбия, но хотя бы и потому, что уже давно по Европе, благодаря Хмельницкому и самой шляхте, катится слава Великой Польши, как страны, в которой множество благородных по рождению людей совсем не по-христиански наслаждаются издевательствами над себе подобными:

“Мы обвиняем своих врагов, а на себя не оглянемся. Наша Польша – это ад подданных, осужденных на вечную работу владельцам. Дворяне вместо награды, платят им за труды бесчеловечным отношением, берут подати со всего: с участков земли, с сохи, с дыма, с каждой головы и, наконец, выдумывают такие поборы, какие только могут прийти на ум.