Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

В смятении, хаосе и панике только волынский князь Кароль Корецкий пробил на малый час пушечными ядрами дорогу вперед и вывел из смерти свой тысячный Полесский полк. Прорыв быстро залатали казаки и к четырем часам страшного майского дня, второго дня корсунскго сражения, Крутая Балка была устлана шляхетными телами, как пожелтевшими листьями осенью. К концу 16 мая 1648 года кровь текла по лесной дороге бесконечным ручьем, смертный страх накрыл небо и землю, а из двадцатипятитысячного совсем недавно оккупационного коронного войска в живых остались никогда не любившие умирать гетманы Николай Потоцкий, Мартин Калиновский, восемьдесят знатных шляхтичей, сто тридцать офицеров и полторы тысячи солдат, тут же длинной змеей отправленные Тугай-беем в Крым на пленный выкуп.

Хмельницкий и его войско получило еще сорок самых современных тяжелых орудий, огромное количество огнестрельного и холодного оружия и весь обоз с боеприпасами. Особенно обрадовался Богдан захвату походной гетманской канцелярии Николая Потоцкого с многочисленными секретными документами и письмами, дававшими нелестные характеристики многим сенаторам, магнатам и королятам, что позволяло Хмельницкому в контрпровокационной войне столкнуть гоноровых нобилей их бараньими лбами.

Богдан Хмельницкий проводил Николая Потоцкого в позорный плен словами:

– Те, кто шли брать нас в неволю, сами в нее попались. Ясновельможный гетман больше не хочет добывать Запорожскую Сечь и меня?

Погубивший своей военной тупостью лучшее войско Речи Посполитой, Николай Потоцкий своим ответом попытался спасти свое гоноровое лицо, забыв, что нельзя спасти то, чего нет:

– Меня победили татары, а не твоя разбойничья сволочь. Чем заплатишь, хлоп, татарам?

Ждавший этого гонорового ответа Богдан ответил садисту под хохот внимательно слушавшего разговор казацкого войска:

– Тобой и тебе подобными, называющими нас хлопами.

Шел великий коронный гетман дорогой заслуженного позора под аркан Тугай-бея и слышал острое украинское слово:

– Эх, Потоцкий, у тебя разум жиноцкий, не годишься гетманувати!

Видевший Корсунскую битву и ее конец шляхтич позднее писал: «Гетман Потоцкий, быв в преклонных летах, больше думал о келехах и бутылках, а также о смазливых паненках, чем о благе Речи Посполитой. Постоянно преданный пьянству и распутству, он погубил войско и нанес посрамление Польше, погубил опытных воинов и сынов отечества».

Шляхетство любило шулерски сваливать вину с больной головы на здоровую, но дело было не только в чванливой тупости законно избранного на высший военный пост в огромном государстве великом коронном гетмане – никчеме. Дело было и в самой Украине, после десятков лет антиаккупационных казацких восстаний обретшей своего гения Богдана Великого. Не гаючи часу и не теряя времени, Хмельницкий уже готовил универсал о том, что казаки со своим законно избранным гетманом восстали не против умершего 10 мая в Литве короля Речи Посполитой Владислава IV, а против наглых и зарвавшихся навсегда королят, и это была правда. В битвах информационно-психологического противодействия, как, впрочем, и в жизни, лгать нехорошо, но не договаривать необходимо. Казацкий гетман уже 18 мая продолжил задуривать голову самому уродзонному и гоноровому панству в мире, чтобы ему не пришло на ум быстро объединить колоссальные силы и убить еще не разгоревшееся восстание. Как там у древних: «Ах, задурить меня не трудно, я сам задуриваться рад!»

* * *

Немногочисленные умные головы в сенате поспешили заявить на всю Речь Посполитую: «Ты, Хмельницкий, орел, лев, змей и лис в одном лице. Ты хитер и умен, как бес. Когда ты захочешь обмануть, ты обманешь и сатану». От самой победной Корсуни полетел в Варшаву неслышимый до поры молчаливый ответ украинского гения: «Бредя через болото – чистыми сапог не сохранишь! Осторожней со мной, панята, я Богдан Хмельницкий, гетман славного Войска Запорожского, мститель за кривды своего народа. Я не могу быть другим. У меня много дел. Надо отвоевать и защитить свободу народа, устроить новое государство, дать ему лад и справедливость, образовать людей и для всего этого моря забот, у меня очень мало времени». Дурил панские головы казацкий гетман и готовил армию к неизбежным битвам, и улыбалась ему Украина: «Никто не ведает, не знает, о чем Хмель думает – гадает. Скачи, враже, как Хмель скаже».

Случившийся в Желтых Водах и Корсуни казацкий триумф был необыкновенный, а победа – такой еще не было в казацкой истории. Под жутко-радостное эхо двойного коронного разгрома по всей Украине поднимался пятимиллионный народ и уважительно смотрел на это пятнадцатимиллионный народ польский, без сил державший на себе океан шляхетских жрущих рыл. Отовсюду к Хмельницкому шли добровольцы, везли оружие, продовольствие. Одновременно потерявшая короля, гетманов, лучших командиров и опытнейшую армию, Речь Посполитая лежала в ступоре у казацких ног в привычном сеймовом своеволии и хамстве ожидавшая, когда же Украина запылает от Днепра до Буга.