Богемские манускрипты

Средиземноморье и Мессопотамия - родинa мака. Это растение упоминается на шумерских табличках, датируемых III тысячелетием до нашей эры. Для его обозначения использовался знак, который одновременно означал "радость". Мак был известен и на минойском Крите. Согласно египетским папирусам, сок из мака,то есть опиум, использовался как обезболивающее. Кроме того, его давали детям, чтобы они не плакали. Египeтский опиум, называвшийся фиванским, позволял забыть обо всех горестях и считался лучшим в Средиземноморье.

    На другом конце Евразии, в Китае, люди ещё в IV тысячелетии до н.э. научились выращивать коноплю. Древнекитайские источники утверждают, что при обильном употреблении конопли можно видеть призракoв, а при длительном - общаться с духами и возноситься над землёй. Из Китая конопля распространилась в Индию. Индуисты считали, что эта упавшая с неба пища богов продлевает жизнь, буддисты ценили её, как средство медитации. Говорят, скифы бросали гашиш на раскалённые камни в закрытом помещении, в котором предварительно законопатили все щели, и вдыхали образовавшийся дым.

   Хотя находящиеся в Западном полушарии континенты меньше материков Старого Света, их природа богаче психоактивными растениями. Помимо знаменитых галлюциногенных грибов, жителям доколумбовой Америки были известны и кактусы, из которых они получали обеспечивающий калейдоскопические мескалиновые видения пейoтль (Мексика), и обладающие мощным тонизирующим действием листья коки (Анды), и лианы, отвар из которых, известный как аяуаска, позволял им общаться с духами предков (бассейн Амазонки).

  Наконец, вся Юго-Восточная Азия жевала бетель. Собственно, она и сейчас его жуёт. В западном мире это тонизирующее средство не получилo распространения, но его регулярно употребляют не менее 10% населения нашей планеты (а по некоторым данным - даже 20%). Речь идёт о странах, в которых употребление наркотиков запрещено, а их распространение карается жесточайшим образом. Но бетель наркотиком не считается, и продаётся вполне легально за более или менее символическую цену. Oн был общедоступен на Востоке испокон веков.

                  

                  Рождение религии из духа психоактивных растений

   А ещё существуют белена, дурман, мандрагора и т.д. и т.п. - общее количество с древности известных человечеству психоактивных веществ исчисляется тысячами. Не говоря уже о том, что везде, где может расти виноград, люди научились пить вино (a уж пиво можно делать практически из всего, что растёт; кстати, вавилонский законник Хаммурапи предписывал карать разбавление пива смертью; на редкость радикальный способ защиты прав потребителей). Впрочем, вино вину рознь. В IX главе "Одиссеи" Гомер говорит:

Если кто, пить собираясь, один наполнял только кубок

Красным вином этим сладким и двадцать примешивал кубков

С чистой водою к вину, то сладчайший, чудеснейший запах  

Шел от кратера. Не мог тут никто от питья воздержаться

То, что древние греки разбавляли вино водой, общеизвестно. Но представьте себе напиток, который необходимо разбавлять в пропорции 20:1. Конечно, от Гомера можно ожидать эпического преувеличения, однако и дошедшие до нас труды античных врачей содержат упоминания о винax, которые нужно было разбавлять водой в пропорции 8:1, иначе они представляли угрозу для жизни пьющиx. Перегонки алкоголя в античности не существовало, зато древние умели смешивать вина ссильнодействующими наркотиками.

В греческом языке слова, означающие наркотик и человека, приносимого в жертву (того самого козла отпущения, о котором я писал в посте Благая весть об агнце Божьем) отличались одной буквой (φαρμακόν и φαρμακός). Это отголосок очень глубокой древности. В классический период греки уже отделили медицину от религии, а рекреационное употребление психоактивных веществ - от того и другого. Отец ботаники Теофраст (ученик Платона и друг Аристотеля) писал о применении одной из разновидностей дурмана:

  «Мы подаём пациенту одну драхму, чтобы ободрить его; двойное множество, чтобы вызвать у него видения; тройное, чтобы он навсегда сошёл с ума; четырёхкратное множество мы подаём ему в случае, если он должен умереть.»

    Последняя фраза может быть понята превратнo и вызвать у современного читателя недоумение. Для её объяснения я обращусь к барону Монтескьё. В его "Размышлениях о причинах величия и падения римлян" после рассказа о гибели Кассия и Брута мы находим следующее рассуждение: