Боги Абердина

Хауи зашел и опустился на кровать рядом со мной. От него пахло спиртным. Вблизи он оказался более тучным, чем я помнил. Тело было таким массивным и плотным, что выглядело опасным, словно грузовик с плохими тормозами. Выпивка и бездеятельность уже оставили свои следы — над верхом трусов свисала жировая прослойка, хотя мышцы еще оставались. Плечи и грудь выглядели мощными и хорошо развитыми. Я догадался, что в средней школе он играл в американский футбол, причем относился к типам, которые всю ночь пьют с друзьями, а на следующий день смотрят на мяч сквозь красную пелену похмелья. Вероятно, его отец ходил на каждую игру, кричал громче всех зрителей и гордился сыном, о чем тайно мечтает любой отец. Такой парень гуляет с девушками, увлекается спортом, не страдает от типичных подростковых страхов, беспокойств и тоски, но и не стремится ни к чему сверхъестественному. А значит — гарантированно придет в семейное дело. Я всегда восхищался подобными отношениями отцов и детей. О них много говорится в историях о войнах и завоеваниях — цели становятся наследственными, передаются из поколения в поколение, определены четко и ясно. Ты — тот, кто ты есть, и единственное, что может нарушить подобное положение дел, — это нежелание сына оставаться верным тому, что принадлежит ему по праву рождения. Иными словами, если вместо этого он сделает нечто неприемлемое — например, станет художником или объявит, что он голубой. Если и существуют доказательства предопределенности, то их можно найти в биографиях сыновей владельцев судоходных компаний на Среднем Западе.

Хауи прикрыл глаза рукой и зевнул.

— В твоей жизни есть девушки? — спросил он.

«Если Арт и не вспоминал раньше мои слона про Эллен, то теперь он их точно вспомнит», — подумал я.

— Да… девушка у меня в общежитии.

— Это серьезно? — настаивал художник.

Арт продолжал стоять со скрещенными на груди руками. Его лицо ничего не выражало и не выдавало никаких чувств.

Я ответил:

— На самом деле, нет. — Голова у меня прояснялась, наркотический туман отступал. — Мы просто дурачимся.

Хауи подтянул трусы, расправил завернувшуюся штанину, другой рукой продолжая закрывать глаза.

— Вот это мне нравится, — объявил он. — Я люблю свободу и свободные отношения. Не хочу думать о том, что нужно перезвонить или купить открытки на день святого Валентина и к еще каким-нибудь дурацким праздникам… Это просто способы держать нас в узде. Помни: то, что тебе принадлежит, в конце концов, начинает владеть тобой. — Он кивнул сам себе, затем медленно повторил последнюю фразу:

— То, что тебе принадлежит, в конце концов, начинает владеть тобой. Все правильно, — объявил он, явно довольный собой.

Казалось, Хауи совершенно не замечает неловкую тишину, которая за этим последовала. Он так и лежал на спине, закинув одну руку за голову, другой закрыв лицо. Артур легонько пожал плечами, глядя на меня. Он словно говорил: «Теперь он — твоя проблема». Пришлось пихнуть художника локтем.

— Иди на свою кровать, мне надо выспаться, — сказал я.

Хауи встал и зевнул.

— Добро пожаловать домой, — сказал он и вышел, пройдя мимо Арта.

В комнате остался воинственный запах алкоголя, поднимавшийся от матраса.

Артур уставился в пол, плотно сжав губы, которые вытянулись в одну жесткую линию. Выражение лица было суровым. Щелкнула батарея, оконная рама задрожала под порывом ветра. Я закрыл глаза и быстро погрузился в темноту.

Глава 5

Официальный переезд в дом доктора Кейда произошел на следующей неделе. Я уложил все свои вещи в две сумки и загрузил их в микроавтобус Арта. Было решено оставить мой почтовый адрес прежним, поскольку отдел размещения о моем отъезде информировать не следовало. Ведь в любом случае я не платил за проживание. Пускай письма приходят в Падерборн-холл.

Николь заявила о разбитом сердце, хлопала ресницами и прижимала руки к груди в притворной печали. Я объяснил ей, что это возможность, которую просто нельзя упустить. Я стану получать больше денег, чем когда-либо зарабатывал в жизни. Заодно ей было сказано, что утреннее солнце в комнате просто поражает.

— Лучи пробиваются прямо сквозь верхушки деревьев, — сказал я девушке.

Доктор Кейд уехал из города на две недели на какую-то конференцию в Чикаго. Я чувствовал, что если бы он остался дома, то моя инициация прошла бы куда легче. Прибытие никак не праздновалось, а я ожидал хоть чего-то, чувствовал себя самозванцем, вторгнувшимся без приглашения, посягнувшим на нечто чужое, нарушившим установившийся порядок. У тех, кто проживал в доме, уже установился определенный распорядок. Они вместе ели, вместе работали, вместе ездили на занятия и с занятий, беседовали о людях и местах, которые я не знал. Мне ничего не рассказывали о проекте. Когда я спросил Арта о порученных мне заданиях, он ответил, что это будет решать доктор Кейд. Больше Артур ничего не добавил.