Боги Абердина

Он брал поленья из разрубленных на четыре части чушек и аккуратно складывал позади камина, там, где виднелся слой сажи. Затем поставил защитный экран на место и нажал на кнопку в стене. Прозвучало три щелчка, и язык пламени вырвался из-под сложенных поленьев.

— У нас был камин, — сказал я. — В нашем доме в Уэст-Фолсе. Это была огромная железная печка, которая стояла в углу гостиной. Я помню, как принес в дом снег и бросил на него, а потом наблюдал, как снег тает и шипит.

— Это было, когда вы жили с опекунами?

— Нет, — я сделал еще один глоток. На этот раз граппа не показалась мне такой кусачей, только язык онемел в том месте, куда она попала. — Моя настоящая семья жила в Уэст-Фолсе, в Миннесоте. А потом, когда мне исполнилось десять лет, умерла мама. И меня перевезли в Стултон.

Мне все еще становилось грустно вспоминать прошлые годы. Для разговора о печальном требуется подготовка, как и для того, чтобы пережить бурю: нужно проверить, все ли окна и двери закрыты, везде ли накинуты щеколды… А без подготовки тяжелая беседа вызовет ненужные воспоминания, выплеск эмоций.

Я сделал еще один глоток.

— А ваш отец?

— Он уехал, — сказал я. — Когда мне было пять лет.

Лицо доктора Кейда смягчилось.

— А ваша мать умерла пять лет спустя… Это наверняка было болезненно. — Он покачал головой и уставился в огонь. — Вы поддерживаете связь с отцом?

Мне действительно не хотелось об этом говорить. Я ничего не ответил, просто сидел на месте, держа бокал обеими руками.

— Не сомневаюсь, что это болезненная тема, — сказал доктор Кейд.

Я пожал плечами, боясь, что расплачусь.

— Фрейд считал, что ребенку больше всего требуется защита отца, — заявил преподаватель.

— Я помню тот день, когда отец ушел, — произнес я. — «Скоро вернусь», — сказал он. Так и сказал: «Скоро вернусь». Все казалось нормальным. Я помню, что его ложка торчала из чашки с кофе, а от тарелки с омлетом шел пар.

Я обмяк в кресле. Ветка дерева ударила о стекло. Оранжевые языки пламени извивались вокруг дров в камине.

— Я больше об этом не думаю, — продолжал я. — Отец даже не приехал на похороны мамы.

Доктор Кейд ничего не сказал. Несколько минут мы просто сидели молча.

— В седьмом классе у меня начались кошмары, — снова заговорил я. — После прочтения «Приключений Гекльберри Финна». Той части, где отец Гека забирается в окно, а сам он заходит в комнату и видит там отца с сальными волосами, свисающими на лицо. У меня повторялся кошмарный сон — лицо отца в окне. Он смотрел на меня, прижимал руки к оконной раме… — я содрогнулся.

У меня гудело в голове, пришлось моргнуть, чтобы прояснилось зрение. Я огляделся, уставившись на какое-то увядшее растение в греческой вазе у двери, затем перевел взгляд на помешенные в рамочки дипломы, развешенные на ближайшей ко мне стене. Один был из Мертона, второй — из Оксфорда, третий — из Кембриджа. Снизу донеслись звуки пианино. В камине треснуло полено, вверх взлетели искры.

— Теперь о вашей матери, — мягко произнес доктор Кейд. Лицо у него было напряженным, он явно чувствовал себя неудобно, словно задавая необходимый вопрос и зная, насколько он неприятен. — Отчего она умерла?

— От рака.

Он кивнул с серьезным видом и откинулся на спинку кресла, держа бокал в руке.

— Мама полгода проходила курс химиотерапии, но это не помогло, — пришлось пояснить мне. — В последний месяц делали еще и облучение, но это вообще ничего не дало, только выпали оставшиеся волосы.

— А точный диагноз вы знаете? Это была опухоль из лимфоидной ткани, болезнь Ходжкина?

— Злокачественная опухоль яичника, — проговорил я. — Хирург попробовал ее полностью удалить, но что-то пропустил, пошли метастазы, распространились по телу…

Снова воцарилось молчание. Я оглядывал комнату в поисках часов. Они висели на стене напротив письменного стола, сделанные из стекла и латуни. Вещь получилась красивой: циферблат цвета слоновой кости и стрелки филигранной работы.

«Почти одиннадцать, — подумал я. — Николь сейчас возвращается с фестиваля».

Наконец, доктор Кейд нарушил молчание. Он снова наполнил свой бокал и жестом показал мне на графин. Я кивнул — скорее из вежливости, — и профессор заново наполнил бокал и мне.

— Артур рекомендовал взять вас помощником для проведения исследований. Он очень высоко о вас отзывался, говорил о вашем прекрасном знании латыни. У меня не было возможности просмотреть ваше личное дело, но на настоящий момент слова Артура достаточно. Знаете, что нас поджимает время?

— Арт немного мне рассказывал.

— В общем, имеет значение каждый день. А поскольку мы не можем позволить себе прохлаждаться, я ожидаю, что вы будете работать быстро.

— Понимаю.

— И вы считаете, что сможете совмещать обучение в университете и работу по моему проекту?

— Думаю, да.

Доктор Кейд сделал глоток, поставил бокал на стол, посмотрел на меня и улыбнулся.

— Уже поздно, — сказал он. — Как бы мне ни хотелось продолжить наш разговор, все равно требуется еще поработать перед сном.

Я встал, не слишком уверенный, следует ли мне оставить полный стакан граппы или осушить его одним глотком.