Боги Бал-Сагота

Его фонарик высветил грубую койку напротив боковой стены, тяжелый вытесанный вручную стол и кучу тряпок в углу – из этой груды во все стороны метнулись вороватые черные тени.

Крысы! Снова крысы!

Когда они уже оставят его в покое?

Детектив закрыл дверь, зажег фонарь и поставил его на стол. Пламя плясало и мерцало сквозь трещину в камине – однако она была не достаточно велика, чтобы ветер смог проникнуть в комнату и потушить огонь. Три двери, ведущие в глубь дома, оказались закрыты. Пол и стены были испещрены дырами, прогрызенными крысами, и из этих отверстий следили маленькие красные глазки.

Харрисон сел на койку, положив фонарик и пистолет на колени. Он предчувствовал, что ему предстоит сразиться не на жизнь, а на смерть еще до рассвета. Питер Уилкинсон бродил где-то снаружи во время бури, его сердце жаждало крови, и не важно, был ли у него сообщник или они действовали по отдельности, – загадочная раскрашенная фигура представляла для детектива угрозу.

И независимо от того, был это живой человек в гриме или призрак индейца – фигурой этой была Смерть. Тем не менее от выстрелов из темноты его защищали ставни и, чтобы добраться до него, врагу пришлось бы войти в светлую комнату, где у них были бы равные шансы – а этого всегда достаточно для любого крупного сыщика.

Чтобы не думать об омерзительных красных глазках, глядящих на него снизу, Харрисон достал предмет, найденный возле разбитого фонаря, где, по всей видимости, его обронил убийца.

Это был гладкий овальный кремень, наскоро привязанный к рукояти кожаными ремешками – томагавк древнего индейца. Вдруг глаза Харрисона сузились: на камне оказалась кровь, и часть ее принадлежала самому детективу. Но с другой стороны овала крови было еще больше – темной и покрытой коркой, с прядями волос, более светлыми, чем у него, прилипшими запекшимися сгустками.

Кровь Джоаша Салливана? Нет, старика зарезали ножом. Значит, этой ночью убили кого-то еще. Мрак скрыл еще одно жестокое происшествие.

По полу скользили черные тени. Крысы возвращались – их омерзительные фигуры выползали из нор и собирались у груды тряпья в дальнем углу. Теперь Харрисон увидел, что там лежали изодранные ковры, свернутые в длинные плотные рулоны. Почему крысы так стремились туда? С чего им было так носиться, визжать и грызть то тряпье?

В очертаниях грязной кучи было что-то отвратительное, и по мере того, как он вглядывался, форма становилась все более определенной и ужасной.

Харрисон пересек комнату, заставив крыс с писком разбежаться. Он разорвал ковер, и его взгляд пал на труп Питера Уилкинсона. Затылок был раздроблен, на побелевшем лице застыла отвратительная гримаса ужаса.

На миг разум Харрисона закружился от жуткой догадки, вызванной этим открытием. Усилием воли отогнав прочь шепот во тьме, ночной вой, трепещущий влажный черный лес и страшную ауру древних холмов, он взял себя в руки – и нашел единственное разумное объяснение.

Харрисон мрачно посмотрел на мертвеца: в подлинности испуга Питера Уилкинсона не могло быть сомнений. В слепой панике он поддался своей детской привычке и бросился бежать к старому дому, где нашел не защиту, а смерть.

Харрисон содрогнулся от странного звука, донесшегося до его слуха сквозь рев бури. Ужасный вопль оказался боевым кличем индейца: убийца добрался до него!

Детектив бросился к закрытому ставнями окну и заглянул в щель, ожидая вспышки молнии. В момент, когда она сверкнула, он выстрелил через окно в пернатую голову, которая, как он заметил, выглядывала из-за дерева рядом с машиной.

В наступившей вслед за вспышкой темноте он выжидающе пригнулся, затем снова возник яркий белый свет. У Харрисона вырвался хрип, но стрелять он не стал. Голова все еще была на месте, и теперь он сумел разглядеть ее получше. Молнии сверкали над ней, разливая странную белизну.

Оказалось, это был череп Джона Уилкинсона – без кожи, с головным убором из перьев, связанных вместе. Приманка для детектива.

Харрисон, отвернувшись, бросился к фонарю, что стоял на столе. Смысл этой ужасной хитрости заключался в том, чтобы сосредоточить его внимание на передней части дома, пока убийца подкрадывался к нему с торца! Крысы, визжа, метались по полу. В то самое время, когда Харрисон пробегал мимо, внутренняя дверь начала открываться. Он пробил панель тяжелой пулей, услышал стон и звук падающего тела, а затем, как только достиг фонаря, чтобы потушить его, – мир разбился у него над головой.

Ослепительная вспышка молнии, оглушительный удар грома, и весь старинный дом содрогнулся от крыши до фундамента! Синий огонь затрещал у потолка и побежал вниз по стенам и по полу. Один багровый язычок, проходя мимо, захлестнул голень детектива.

Это было похоже на удар кувалдой. В один миг Харрисон ослеп, онемел от агонии и – в полуобмороке – распростерся на полу. Фонарь погас и лежал рядом с перевернутым столом, но комнату наполнял другой, зловещий свет.