Боги денег

Всеобщая профсоюзная забастовка в Англии ясно дала понять, что Великобритания сможет удержать новую золотую покупательную способность 4,86 доллара только с помощью США. Стронг, который редко консультировался даже с Советом ФРС в Вашингтоне, уж не говоря о других региональных президентах Федеральных резервных банков, спровоцировал в конце 1920‑х годов существенную инфляцию в Америке и расширение кредитования, чтобы поддержать фунт в этом переоцененном паритете и тем самым поддержать британскую денежно-кредитную роль в Европе. Все это делалось, чтобы укрепить новый шаткий золотой обменный стандарт. Однако, ослабляя таким образом денежно-кредитные условия в США, Стронг также посеял и семена инфляционного пузыря на фондовом рынке и в недвижимости.

Монтегю Норман убедил своего друга Бенджамина Стронга, что европейское восстановление и, в конечном итоге, американская экспортная мощь зависят от Федеральной резервной системы, поддерживающей искусственно заниженные процентные ставки, чтобы поощрить отток золота в стерлинг, где процентные ставки были выше. Это в свою очередь обеспечивает базу для всей континентальной европейской и колониальной золотой системы и, благодаря этому, базу для основной части мировой торговли, доказывал Норман. Искусственно низкие процентные ставки ФРС подпитывали расширяющуюся на Уолл-Стрит торговлю ссудной маржой[14], в свою очередь вдохновляя на создание беспрецедентного роста акций Уолл-Стрит в конце 1920‑х годов. Тем временем заниженные по сравнению с очень привлекательными европейскими (как правило от 6% до 8%) американские процентные ставки после 1925 года поощряли американские банки наращивать объёмы краткосрочного кредитования в страны нового золотого стандарта в Европе и во всем мире.

Стронг даёт рынкам «глоток виски»

В июле 1927 года, и это стало роковым изменением американской валютной политики, Монтегю Норман попросил Стронга созвать секретную конференцию центральных банков на Лонг-Айленде. Там Стронг согласился на крупное сокращение процентной ставки ФРС США несмотря на очень хорошее понимание того, что шальные деньги немедленно начнут стимулировать внутреннее американское расширение кредитования на фоне уже тревожного бума потребительских расходов.

Стронг решил последовать совету Монтегю Нормана и понизить ставки и, таким образом, поддержать британский фунт стерлингов несмотря на возражения глав центральных банков Германии и Франции. Единственное намерение Стронга состояло в том, чтобы стабилизировать фунт, прекратив утечку золота из Лондона.

Чикагский Федеральный резервный банк, не связанный столь тесно с лондонским или европейским кредитованием, был резко против этого решения и отказался понижать свои ставки. Чикагская газета «Трибюн» потребовала отставки Бенджамина Стронга. Строг парировал удар, лукаво утверждая, что его шаг к лёгким деньгам нацелен на помощь фермерам Среднего Запада. Стронг добился своего. Позже он доверительно скажет своим приятелям, что сокращение ставок имело для фондового рынка непреднамеренный побочный эффект, как «удачный небольшой глоток виски». Это был совсем не «глоток». На Уолл-Стрит виски потекло рекой. ^{226}

Снижение Стронгом ставок нью-йоркской ФРС в 1927 году остановило утечку британского золота и облегчило положение британской валюты. Лондонский журнал «Банкир» позже восхвалял Бенджамина Стронга за «энергию и деловые качества, которые он поставил на службу Англии». ^{227} При золотом обменном стандарте, созданном Монтегю Норманом, единственной привязкой всех стран к золоту и так называемым «твёрдым валютам» стали Соединённые Штаты. Если доллар также искусственно раздувается (что и произошло после 1925 года), эта опорная валюта также станет ненадёжной, и всё здание – пирамида глобального кредитования – в конечном итоге рухнет.

Именно эта Ахиллесова пята в британской денежно-кредитной пирамиде сделала всё строение зависящим от американского кредита. Это стало очевидным, когда экспансия кредитования в 1929 году внезапно замерла. К тому моменту широкие круги американского банковского дела и бизнеса прославляли то, что Стронг называл «Новой эпохой» незыблемого процветания и ценовой стабилизации, жутковатый предвестник возвещения в 1999 году Аланом Гринспеном «Новой экономики», которая не подвержена циклическим рецессиям.

Реальность оказалась совсем другой, поскольку к концу 1920‑х годов Федеральная резервная система была вынуждена обратиться к инфляционному расширению кредитования, чтобы попытаться стабилизировать падающие цены в Европе.