Боги должны уйти

Хорош вождь... Восемнадцать храбрейших воинов, гордость страны грохнул за необыкновенные глаза. Оголил границы, впустил омельгонов в страну. Прошло столько лет, и тайна загадочной победы начала постепенно раскрываться. Это была история еще одной женской уловки, которая позволила бесправному существу, выставленному на турнире в виде приза, обмануть жестокие законы.

Ум женщины перехитрил приговор судьбы. Она сама выбрала мужа.

Об этом мать иногда проговаривалась отцу. В запале их ссор проскальзывали беспощадные слова, доводящие Несокрушимого до бешенства. Он хватался за боевой топор и долго скакал вокруг очага за непричесанной дрянью, а потом превращался в груду соплей и надолго погружался в тишину.

- Я честно сражался! - иногда бесновался вождь. - Я победитель! Я отрубил ноги Бизону! Вышиб мозги Незримому! Оторвал руку Подводному Камню! Напинал по яйцам Глыбе-Кайману. Великим воинам я раздробил хребты! Кровавые гейзеры вознес до небес! И разве ты, шлюха небесная, не помнишь, что сделал я с Монстром из Карибу? Он долго не подыхал, но я обмотал вокруг шеи его же выпавшие кишки и затянул смертельным узлом. Мне рукоплескали жрецы и воины! Со мной отпраздновал победу Вождь Всех Племен. Он повесил на шею мне ванильный венок и тебя, проклятую, в придачу. Я стал Несокрушимым. Разве не так все было?

- Так, да не так!

- Сомневаешься?! Или снова размечталась о Карибском Монстре? - кипятился отец.

- Припомни... Ничего не показалось тебе странным в тот день? Самые отважные, ловкие и сильные воины схватились друг с другом за лучшую из жен. Нескромно напоминать, что это была я.

- Ты? Это была ты? А я до сих пор понять: не могу, за какое укуренное чучело я спровадил восемнадцать бойцов в нужник Кецалькоатля! Ради маленького кусачего оцелота, который коготками впился в мое сердце? Ради лохматого чудовища, я хуже подлого омельгона оборвал жизни храбрейших мужей и оголил границы! Все эти ужасные шестнадцать лет я сам себя казню!

- Не вини себя. Не ты огласил приговор судьбы. Нет, не мужчина, не воин сражался за синеглазую принцессу.

- Не я? Или это не я Несокрушимый?!

- "Несокрушимый?" А мы как-будто не знаем, в какой день родился Несокрушимый! Но скажу тебе, что не доблестный воин избрал коготки оцелота, а скромная девчонка, восседавшая под пологом Синей Звезды, выбрала из девятнадцати воинов самую удобную для своей спальни циновку.

- Циновку! Это я циновка! Все слышали?! О, да! Да! Для принцессы я всего лишь коврик! Так приляг же на меня, дорогая, обопрись божественным локотком, вытряхни на меня пепел из трубки! Сожги меня! Выбрось из дома! О. нет! Не получится! Я победитель! Я! - кричал в беспамятстве отец. - Я всех раскидал! Я выпустил кишки. Я прыгал на животах!

- Лишь после того, как дева выбрала, воин победил.

- Лжешь, сочинительница сказок! Докажи правдивость змеиных слов!

- Дорогой, не вспомнишь ли ты мгновения, когда каждому из твоих соперников милостиво подавалась чаша в виде разинутой пасти дракона с ароматным нектаром для бодрости? Помнишь, как благоухал напиток в кругу аметистовых зубьев? Как загадочно горели рубиновые глаза? Но твоих губ края обольстительной чаши не коснулись. Тебе не пришлось вкусить угощения. Глупый юноша воспринял, как обиду, задрожал от ярости и поклялся проколоть початок несчастному рабу, если тот не доставит угощения, но поцелуй дракона не коснулся дерзких уст. Желанная чаша каждый раз проплывала мимо и мимо, утоляя жажду лишь распаренных битвой соперников.

- Что было в той чаше? Отрава?

- Всего три капли млечного сока вилли-пуи, те самые, что приятно утяжеляют веки после долгой охоты.

- Докажи! Слова - лишь эхо, сорванное с болтливого языка!

- Посмотри сюда. Ты узнаешь этот сосуд? Ты узнаешь беспощадные зубы на кромке? Ты догадался, почему избегал тебя раб с напитком в руках?

- Ты отравила восемнадцать воинов?

- Нет, я только уравняла силы.

- Проклятье! Ты лишила меня чести!

- Честью было вступить в неравный поединок за любовь.

- Убью тебя, убийца!

Топор отца взлетел, как раненная птица, подрезая стены и круша посуду.

Но мать успела спрятать замечательную чашу.

...Если два спорщика вдруг погружаются в глубокое молчание, значит, исход сражения предрешен как всегда в пользу самого сильного.

Не отважный вождь с тяжелым топором в руке, не жрец-заклинатель змей и жаб, а моя мать была тайным вождем и жрецом племени. Ее ослепительной красотой гордились и женщины, и дети, ее умом хвастались перед соседними племенами. Ее уважали, почитали и страшились.

Только женщина может выжать мужчину до последней капли и выбросить, как мокрую тряпку.

Столько лет прошло, а до сих пор не докопаться до тайны. Являлось ли утешением для чести Несокрушимого то, что лучшей в мире женщине приглянулась его замечательная татуировка, широкие плечи, а может (о, тщеславная догадка!) доблестный ум?