Боги глубокого космоса

С одной стороны, процесс управления кораблём меня немного разочаровал. Но, впрочем, я и не ожидала от него особой зрелищности: в конце концов, это только на первый взгляд приключения и романтика, а на деле — сплошная рутина.

Но, с другой стороны, было во всём этом своё очарование. Всегда приятно смотреть за работой профессионала, в любом деле, а в этих людях чувствовался опыт. Да и за их общением было невероятно интересно наблюдать, хотя и не вполне понятно.

— Филармония, твою налево, дифферент держи, гонщик хренов!

— Чак, ты мне где точку поставил, подальше не мог?

— Держи над плоскостью эклиптики; тут что-то дождливо. С градом. Оно нам надо?

— Нил, глянь потом маньку левую нижнюю, по-моему, балансировка поехала.

— Чистота и пустота первозданная, только бактерии копошатся…

— Фил, не трожь разгонные, голову оторву! Так заходи.

— Нил, левый глаз тоже косит.

— За левую сторону отвечает правое полушарие.

— Это ты только что предложил мне трепанацию сделать?

— Выхожу на точку, приготовиться!

— Ну, выдохнули!

— Нормально зашли, пойдёт.

— А можно было бы быстрее, время бы сэкономили…

— Чьё? Поисковых отрядов? Это вряд ли. Ладно, живы и хорошо, рассыпались. Нил — шаманить с правым полушарием, Чак — оказывать ему моральную поддержку и нажимать нужные кнопки, остальные отдыхать.

— Бес-вредитель, ты чего это там делаешь, а? — подозрительно осведомился доктор, поднимаясь со своего места; он оказался ко мне ближе всех.

— Да так, ерунда, — вздрогнув, смущённо отмахнулась я, поспешно пряча плоды своих трудов и выключая планшет. Естественно, всё это время я рисовала. Рубку, какие-то отдельные врезавшиеся в восприятие элементы: руки Филармонии на рычагах управления, сосредоточенный прищур Чака. Тонкие пряди светлых волос Нила, торчащие из-под странного непрозрачного шлема и путающиеся в проводах.

На Ниле я в итоге зациклилась также, как накануне на драконах. Но это тоже было вполне объяснимо: хотелось узнать побольше про этих загадочных «сканеров», о которых я прежде никогда не слышала. Может, потому у него такая необычная аура?

Правда, многое нарисовать я не успела, и на том недоделанном наброске, белом на чёрном, от которого меня отвлекли, мужчина парил в невесомости и дирижировал скоплениями ярких огоньков-звёздочек.

— Скажите, Ярослав, а почему вы все синхронно в какой-то момент задержали дыхание? — полюбопытствовала я, заодно отвлекая внимание мужчин от своих художеств. Вряд ли они бы, подобно сородичам, стали надо мной смеяться и брезгливо фыркать; люди к подобным развлечениям относились гораздо лояльней, это я знала точно. Но предсказать их реакцию всё равно не бралась, поэтому предпочла сменить тему.

— Вроде приметы такой, — разулыбались мужчины. — Мы же «ныряем» от звезды к звезде. Нырнули — вынырнули — вдохнули — нырнули. На боевых кораблях даже командуют «погружение» или «дифферент на нос» как раньше на подводных лодках, потому что традиция и преемственность поколений. Мы поскромнее, поэтому просто дыхание задерживаем.

На этой оптимистичной ноте мы действительно разбрелись по своим делам. Не знаю, какие планы были у людей, а я пошла рисовать и читать книжку про драконов, заодно подтягивая свои навыки чтения на человеческом языке.

В подобном режиме прошло несколько дней, на которые пришлось два прыжка, или по-местному — нырка. Мы с хозяевами корабля окончательно друг к другу притёрлись и привыкли, и я с удивлением понимала, что так легко и спокойно, как здесь, мне не было даже дома. Здесь на меня ничто не давило: ни сочувствие, ни чувство вины, ни ощущение собственной неполноценности. Люди относились ко мне очень тепло, с дружелюбными улыбками и необидной ненавязчивой опекой.

Например, Гудвин, самый старший в коллективе, подобным образом относился ко всем. Этот корабль и его обитатели были его семьёй; и если доктора и Чака он ещё не слишком опекал, то младших, Нила и Фила, воспринимал как собственных сыновей. И меня очень быстро приравнял к их сестрёнке.

Доктору я вообще не переставала удивляться. Этот высокий, очень развитый физически, сильный и порой проявляющий замашки опытного воина мужчина на поверку оказался феноменально терпеливым, очень добрым и заботливым человеком. Он тревожился из-за моего ненормального аппетита, хотя и не пытался лезть с вопросами; но я видела, что, когда это состояние пошло на убыль, док явно повеселел. С малышкой он вообще носился с видом опытной домовухи, почти не спуская её с рук: у юной альдарки резались зубки и рожки, она постоянно капризничала и успокаивалась только на руках мужчины. Порой, правда, доктора на вахте сменял Гудвин, выглядел он в такие моменты очень необычно и как будто молодел оборотов на двадцать.