Боги глубокого космоса

Я наслаждалась совершенно новыми и непривычными ощущениями, которых мне не суждено было испытать раньше. Не только поцелуем, он был лишь частью общей картины, неотъемлемой — но не единственной.

Наслаждалась нашим смешанным дыханием, где-то на краю сознания тихонько недоумевая: почему в книгах целуются, пока не станет хватать воздуха? Ведь можно было дышать носом! Впрочем, может быть, я что-то делала не так, но это совсем не портило мне удовольствия.

Наслаждалась тяжестью и теплом сильного мужского тела. Собственной непонятно откуда взявшейся смелостью, с которой я прикасалась к его гладкой коже, путалась пальцами в этом забавном золотистом пухе на его груди. Наслаждалась возможностью запустить пальцы в его густые и удивительно мягкие чуть вьющиеся волосы.

В какой момент просто поцелуй незаметно превратился во что-то большее, я не заметила. Просто вдруг поняла, что это — уже совсем не то, что было в самом начале. Изменился настрой, изменилось состояние, изменились прикосновения. Спокойная уверенность сменилась требовательной настойчивостью, и у меня опять не возникло никакого желания возражать. Ни против ставшего более откровенным поцелуя, ни против блуждающей по моему телу ладони, в какой-то момент совершенно бессовестно забравшейся под футболку, ни даже против раздвинувшего мои ноги бедра мужчины.

А самым приятным в происходящем была полная осознанность. Невнятный сладкий туман окутывал меня раньше, когда я только любовалась этими нежными, чувственными и такими жадными губами. Сейчас же я знала, к чему всё идёт. Отдавала себе отчёт, что, кажется, мужчина не вполне в себе, и что происходящее с точки зрения человеческой морали совершенно неправильно. Но то ведь с человеческой! А я, хоть и недоделанный, но всё-таки — демон. «Добродетельность» придумали именно люди, а у нас… как можно ждать верности и сдержанности от Искусителя, сам Дар которого требует соблазнять и очаровывать? Другое дело — дети, они могут появляться на свет только у сложившейся пары, но это уж точно к делу не относилось.

Да, наверное, можно было сказать, что я пользовалась моментом, и, — о, ужас! — использовала мужчину в своих интересах. Но мне совершенно не было стыдно и за это тоже.

Я в кои-то веки чувствовала себя настоящей желанной женщиной, и совершенно не хотела расставаться с этим ощущением, особенно — по собственной воле. И это не говоря о том, что сам Нил мне очень нравился, буквально — с первого взгляда. Хоть я почти ничего о нём не знала, как и он обо мне, но почему-то при общении с ним у меня складывалось ощущение, что мы давно и очень хорошо знакомы. Наверное, я слишком много его рисовала, слишком зациклилась на нём и на его тайне. А ведь ещё была эта необычная аура мужчины, и от него всегда, в каждый момент времени будто исходил свет и тепло, к которому я тянулась с отчаяньем первого весеннего цветка.

А, может, всё было куда проще, и не надо было искать никаких подспудных мотивов, а достаточно было посмотреть на самого Нила. На его искреннюю живую улыбку, на которую решительно невозможно было не ответить взаимностью; я в жизни никогда не видела никого, кто ещё умел бы так улыбаться. На дружелюбный и открытый взгляд удивительных серых глаз. Да одних губ бы хватило — моей тяжелейшей эстетической контузии, на которые можно было любоваться бесконечно! А ведь были ещё его шутки, его спокойная надёжная уверенность… Он настолько не походил на всех моих знакомых представителей мужского пола, что как будто был изначально создан в пику образцовым настоящим демонам, и мне это невероятно нравилось.

Да, чёрт побери, следовало признать: я влюбилась. Наверное, под это можно было подвести какую-то теоретическую базу, найти причину для моих неожиданных чувств; только дело в том, что я совершенно не хотела этим заниматься. А хотела, чтобы он продолжал меня целовать, и чтобы это всё никогда не заканчивалось.

Правда, моему наивному желанию не суждено было сбыться. Нил вдруг вздрогнул всем телом и замер. Потом очень медленно и осторожно отстранился, глядя на меня совершенно дикими и почти испуганными глазами.

— Иля? Что… — начал он и запнулся. Нахмурился, приподнялся повыше на локте, внимательно и пристально вгляделся в моё лицо, и озадаченно пробормотал: — Но как… — и снова запнулся. Выражение лица его стало настолько потерянно-виноватым, что я, не удержавшись, фыркнула от смеха. — Прости, я… — проговорил он, опять запнулся, перевёл взгляд с моего лица ниже и снова замер. Я даже из любопытства приподняла голову — посмотреть, что же его так шокировало. А, догадавшись, захихикала: моя футболка была задрана едва не по подмышки, а его ладонь всё это время сжимала мою грудь. — Иля! Чёрт, прости, я не знаю… — он, отдёрнув руку, торопливо попытался подняться, но сразу это не получилось: то самое бедро, бесцеремонно вклинившееся между моих ног, плотно обвивал, не давая отстраниться, мой же собственный хвост.

Это стало последней каплей; дальше я уже вполне весело и в голос смеялась. Нил с обречённым стоном уронил голову мне на плечо.